Время политики

Причинно-следственный изолятор

Когда я наблюдаю за судебными и прочими процессами нашей современности, я постоянно ловлю себя на том, что я решительно не понимаю, зачем им такие громоздкие церемонии. Почему они не могут просто схватить человека и засунуть его в узилище на столько лет, на сколько им прикажут соответствующие инстанции.

Ведь нынешнее состояние общества в целом таково, что никто, кроме горстки смутьянов, непонятно на каком основании вообразивших, что они живут в Европе нынешнего, а не в России семнадцатого века, никто ведь даже и не почешется. Посадили – значит надо. Надо было, вот и посадили. Ни за что у нас «не содют».

Да и вообще, есть в русском языке заветная словесная формула, которая вряд ли адекватно переводима на языки цивилизованных народов, формула, мощная именно своим иррационализмом, своей цельностью и гарантированной защищенностью от любых попыток анализа, своей универсальной способностью убедительно заменить собой все, даже самые боязливые представления о праве и законе.

Эта формула звучит как «так положено» (не менее распространенный вариант «не положено») и не означает, в сущности, ничего, и именно поэтому она столь сильна и столь понятна без каких-либо специальных разъяснений многим поколениям местных людей.

Вот зачем это все? Зачем все эти заимствованные из прогнившей насквозь гейропы прокуратуры, свидетели (пусть даже и фальшивые), меры пресечения, адвокаты, чья квалификация и чье красноречие могут восхитить узкий круг ценителей адвокатского искусства.

Зачем все это?

Неужели их заботит так называемое общественное мнение? Да ладно!

Или они думают, что кто-то им верит? Тоже вряд ли. Они вполне демонстративно ведут себя так, что вполне очевидно: ничье доверие или недоверие их ни в малейшей степени не волнуют.

Неужели все это для того лишь, чтобы куча циничных, тупых и ненасытных паразитов, которых политкорректно называют «силовиками», получала зарплаты?

Всем этим судейским, прокурорским и прочим «силовикам» я желаю долгой жизни. По крайней мере, настолько долгой, чтобы они дожили до суда. До того суда, где подсудимыми будут они, а не те, кого они сегодня мучают. Я желаю им, чтобы тот суд был справедливым, состязательным, гласным, широко обсуждаемым в обществе. То есть настоящим.

За некоторыми из бурно расплодившихся диковинных процессов нашего времени, в том числе и тех, которые по неизбежной инерции называются «судебными», я стараюсь следить. На некоторые из заседаний я даже стараюсь по мере возможности приходить.

Зачем? Настолько ли я простодушен, чтобы полагать, что мое физическое присутствие на что-то влияет? Да нет, конечно!

Или не думаю ли я, что что-то зависит от «массовости» посещений? Тоже вряд ли.

Или для того я хожу, чтобы всего лишь иметь возможность махнуть рукой сидящему в клетке знакомому человеку?

А вот это – скорее. И никакое это не «всего лишь»! Об этом свидетельствуют все, кто имел удовольствие побывать в подобной клетке.

Когда пытаешься эти процессы не то что описать, а даже и просто воспринять в самых элементарных категориях, каковые ты худо-бедно постигал всю свою предшествующую жизнь, постоянно впадаешь в ощущение дурного сна.

Да и сама последовательность событий такова, какая она бывает только во сне. То есть совсем не линейная. И перспектива наличествует там не прямая и не обратная, а ее, перспективы, и вообще, прямо скажем, нет никакой. Поэтому и причинно-следственные связи утопают там, как галоши в осенней глине.

Сначала суд оставляет человека в СИЗО, удовлетворив ходатайство министерства, каковое ходатайство через пару-тройку дней тем же самым министерством было фактически отозвано. Ходатайства вроде как уже нет, но оно удовлетворено и остается необычайно удовлетворенным.

И удовлетворено это несуществующее ходатайство до такой степени, что даже внезапно впавший в абстрактный гуманизм Следственный комитет не смог ничего поделать с несговорчивым судом, ужасно принципиальным, но, к сожалению, начисто лишенным обратной связи с миром причинно-следственных связей.

«Причинно-следственный изолятор», – невесело пошутил я однажды.

Никто ничего не понимает, но все очень стараются, потому что к такому старанию привыкли. Потому что учились в школе, а некоторые даже и в университете.

Никто ничего понять не может, поэтому некоторые от безысходности прибегают к различным конспирологическим построениям разной степени неправдоподобия. Впрочем, окружающая нас со всех сторон современность приучает нас к тому, что между правдоподобием и неправдоподобием особенной разницы нет.

Не знаю, кому как, но мне лично понятно только одно.

Так же как бывает искусство ради искусства, так же и вдохновенный фонтанирующий идиотизм расцветает иногда пышным цветом исключительно ради себя самого.