Время просить прощения

Только сейчас, когда доктор вышел, я услышал, что вообще-то я тут не один. Повернул голову влево: две лежанки, на обеих кто-то есть. Вправо голова вроде поворачивалась, но пока было больно. Что же, есть время подумать о жизни. Может, правда, остаться здесь и посмотреть, что будет? Ну а что? Да, я без руки и ноги, но голова-то есть! И ведь после очередной смерти наверняка вернусь домой? Только как это будет выглядеть? Время в будущем не стоит на месте, пока я тут. Вон я раньше по несколько дней в отключке там был, а если мне здесь предстоит долго жить? Вернусь, а я там уже старый, как тот дед?!

…Дорога до госпиталя была длинной и утомительной. Трясло, поезд еле тащится, постоянно останавливаясь и пропуская другие эшелоны. Об этом рассказывают ходячие раненые. Кстати, удивился, но в моем вагоне для лежачих народа мало, а в кино, помню, показывали, как битком возили. Со слов все тех же ходячих, везли нас в Саратов. Никогда там не был, посмотрим, что за город, когда начну ходить.

В госпитале было скучно и муторно лежать. Никого не знаю, говорить о чем-то с местными не хочется, вдруг чего сболтну? Тупо лежать и пахнуть деревом? А приходилось все больше именно лежать.

Так уж вышло, что у меня нет левой кисти и отпилена правая нога чуть ниже колена. На костылях ходить очень непривычно и больно. На руку мне выдали такую приспособу из толстой кожи, надеваешь, и у тебя клешня появляется. Это, значит, чтобы мог опираться на костыль, одной-то рукой почти никак. Удивлялся долго, но привыкал. Носить эту хрень было больно, она здорово натирала, а рана еще не совсем хорошо затянулась, поэтому было вдвойне больнее. С головой повезло, хоть и сбрило мне чуток сверху, но, видимо, на мозгах не сказалось, потому как не болит даже. Шея дольше причиняла неудобство. Когда доставали последний осколок, так разворотили мышцы, что, когда они срослись, подвижность была сильно ограничена.

Господи, неужели я столько сделал плохого в той жизни, что ты послал мне все эти беды? Надо же так меня изуродовать! Но ныть было стыдно, тут и похлеще меня есть экземпляры. Кого-то восстанавливают от ранений – и в дурку на постоянное место жительства, кто-то просто будет лежать всю жизнь. Видел одного артиллериста, у него одна рука, и все. Лежит, обрубленный со всех сторон, и радуется, что живой. По мне, так полный пипец. У меня хоть по одной руке и ноге есть, да и отрезаны не по самые гланды, а у него… Черт, видели бы вы. Голова, тело и рука, больше ничего. Как люди смогут жить после такого? Ведь только здесь, в этом госпитале, куча инвалидов была, а сколько так по всей стране? Как же предки умом не тронулись после войны, а еще и страну отстроили вновь? Человеку не из этого времени просто не понять.

…Как бы ни сторонился я других ранбольных, но все же и меня разговорили. Оказалось, танкистов и летчиков очень любят, в прямом смысле слова. Мне помогали и есть, и одеваться, и учиться ходить на костылях. Через какое-то время я все же привык и довольно бодро скакал на этих палках по всему госпиталю. Просто туалет далеко был, да и курить в помещении запретили, так что приходилось выходить и общаться.

В какой-то момент мне захотелось поделиться с другими парнями тем, что знаю, но как это сделать? Они же не поверят ни единому слову, да я и сам не верю. Тут вообще все очень сложно. Насколько я мог узнать здешних людей, они были очень осторожны в общении с незнакомцами. Сказывалось еще и то, что здесь существует постоянный пригляд, плюс сам помню, что стучать в эту эпоху любили все.

– Говорят, уже на Украине бои идут, того и гляди Киев назад возьмут! – услышал я как-то вечером разговоры в курилке. Говоривший парень был моим ровесником, из пехоты сюда попал, выздоравливает.

– А стоит ли столько сил и людей терять, украинцы сами против русских, они же хотят независимости от СССР… – брякнул я и поздно спохватился. Я где нахожусь-то? Здесь они еще все вместе, один большой СССР. Тут, даже не задумываясь, люди называют себя русскими, кем бы ни были на самом деле, и казахи, и грузины, да все!

– Ты охренел, что ли, болезный? – передо мной вырос огромного роста мужик с забинтованной правой рукой и головой. Его недавно привезли, разведчик. – Я сам с Украины, киевский. Когда это мы были против русских? Какая независимость? Да и в чем разница между тобой и мной? У меня, что, голова задом наперед растет?

– Слышал, когда в плену был в начале войны, – всерьез ответил я, – они все какого-то Бандеру вспоминали, говорили, что бороться нужно против советов и немцев одновременно, за независимую Украину.

– Ты уродов каких-то наслушался и решил, что все украинцы такие?

– Думал, все такие… – с самым глупым видом спросил я и тут же полетел на пол роняя костыль.

– Жаль, что тебя фрицы не добили, падаль, ты же сам не русский, а сволочь. Ты к чему людей подстрекаешь, а?

У меня хлестала кровь из носа, больно было, нос щиплет, в голове туман.

– Отставить! – грозный рык остудил всех присутствующих. – Что здесь происходит?