Время просить прощения

– Так ведь мало проехали, – удивился я, – должно быть почти столько же, сколько измерили в последний раз. Может, чуть-чуть меньше.

– Ладно, осмотрел бы ходовку пока, взрывы-то рядом были, вдруг чего.

– Хорошо, – сказал я и полез наружу.

Мы помогли вылезти наводчику. Чего он будет там сидеть, все одно – отвоевался. Плохо у него дело, здорово рассечено лицо, и да, одного глаза, похоже, нет. Видел мельком, что там все в крови, и парень, похоже, умом тронулся. Лежит, воет, ни слова не сказал еще. Его оттащили в сторону, воронок хватало в округе, положили рядом с телом погибшего командира танка.

Вновь, как и при управлении танком, я доверился тому, что тело само все сделает. Конечно, сами по себе ноги меня не несли в нужную сторону и руки не крутили ничего, что требовалось. Но вот в голове само собой как-то появлялись знания о том или другом предмете, когда я на них смотрел. Взглянул на гусеницу и почти сразу заметил, что она чуть вытянута, заметил болтающийся палец на траке, скол на одном из катков. Во блин, а почему раньше такого не было? Почему я, как баран, не знал, как винтовку держать? Ничего не понимаю. Может, это реально дед так сделал?

Радист бегал недалеко, он просто взобрался на бугор, отделяющий нас от поля, на котором идет бой, и лежал там, наблюдая. Вернулся и затеял кипучую деятельность в башне.

– Севка, сможешь прижать вон ту березу? – радист указал мне на чудом уцелевшее дерево метрах в десяти.

Тут вообще было мало деревьев, в основном кусты, но побитых и поваленных хватает, так что березке повезло.

– А зачем? – не думая, ответил я.

– Прижмешь ее, она нас укроет, там как площадка получится. Я башню сдвинуть не могу, будешь корпусом доворачивать. Понял?

– Держись, – буркнул я и тронул танк с места.

С первого захода сделал то, что и требовал от меня радист. Уронил березу, встал так, что радист аж заорал от удивления.

– Прав был командир, механ ты от Бога.

– Смотри давай, вряд ли нам дадут тут долго простоять…

Только произнес эти слова, как рядом с нами прямо в бугор вошел и лопнул снаряд. Танк окатило тонной земли, но урона не было.

– Заметили, суки, что дерево упало, осколочным зарядили, – кажется, сквозь зубы выдавил из себя радист. – Черт, все самому делать!

Дальше мы стреляли. Аж целых четыре снаряда. Я по сантиметру сдвигал машину, устанавливая так, чтобы напарник мог стрелять, но все же нас разглядели, и в этот раз я даже удара не почуял. Запахло гарью, стало очень жарко, а радист не отвечал на вызов. Я распахнул свой люк, попытался сдвинуть машину назад, чтобы вновь укрыть в овраге, но танк сказал:

– Тр-р-р-р-чпок! – и просто заглох.

Уже вылезая наружу, я все же подумал о радисте и посмотрел, наконец, на башню. Только сейчас я увидел небольшое пламя, разгорающееся прямо за башней. Увидел и застыл как статуя. Что делать-то? Как и почему горит танк, я не понимал.

Сплюнув под ноги, начал залезать на танк. Огонь еще был невысоким, думаю, не достанет до меня, надо успеть заглянуть внутрь. Люк был открыт настежь, внутри виднелась сгорбленная фигура радиста на командирском месте. Я позвал, тот не отвечал, позвал громче, ответ тот же самый. Что делать, мне уже прилично так припекает, руки жжет, да и дышать трудно. Пока раздумывал, огонь появился уже внутри, казалось, радист сидит на костре. И тут он поднял голову, медленно, словно человек, выпивший огромное количество спиртного. На меня смотрели глаза обреченного, это читалось во взгляде, а я тупо стоял и смотрел.

– Беги, Сева… – вырвалось у радиста, и почти в этот самый момент раздался взрыв.

Я – лечу! Я реально летел над землей, невысоко, но как-то долго. Вот приземление вышло очень болезненным. Очнулся я не сразу, сколько прошло времени, не представляю, но ощущения были… Черт, да как недавно под Москвой, когда я без ног был.

Дышать было нечем, спустя долгие минуты, а может, и часы, я понял, что лежу лицом вниз. Рот был забит землей и травой, глаза не видели ничего, сплошная темнота вокруг и боль. Удушающий кашель раздирал на куски мои легкие, сказать, что это больно, ничего не сказать. А ведь кроме этого болело и в других местах. Вновь отключка.

Новое пробуждение принесло ощущение того, что я двигаюсь. Не сам, это точно, уж я бы понял. Пошевелил языком во рту, какие-то крошки были, но в основном я чувствовал, что рот пуст, видимо, с кашлем вылетела та земля, что там была. Как только начал соображать, вернулась боль.

– А-а-а! – вырвалось у меня изо рта, но показалось, что кричит само тело, которому было ну очень больно.

– Терпи, братка, терпи, госпиталь уже близко! – донеслось до меня.

Что, опять госпиталь? Опять что-нибудь отрежут?

– Где я? – смог выдавить я из себя два простых слова.

– Нашли тебя возле танка наши ребята, что вперед шли. Мы санитары, несем в санбат, а там и госпиталь вскоре. Потерпи.

– Что… с… ногой?

Слова складывались тяжело, некоторые буквы проглатывались, и даже самому было непонятно, что я говорю. Голова просто раскалывалась, язык заплетался, боль…

– Ранен ты, братка, тяжело ранен. Но ничего, вылечат, ты же знаешь, у нас лучшие врачи. Вылечат!