Время шинигами

Руками обхватила ее шею, а ногтями впилась в кожу, и мы откатились в сторону, ближе к холодной воде.

Под нами вспыхивало время: волны то замирали, то снова плескали в нас, чередуя спокойствие и ярость, будто не могли принять решение. Айви дергала меня за волосы и била локтями по ребрам, но я не отпускала ее, потому что, прикасаясь к ней, я неслась с ней сквозь все ее временные повороты.

С яростным криком она замерла, обмякнув в воде.

– Ладно, – прошептала она угрожающе-спокойным голосом. – Хочешь быть ближе ко мне, Рэн? Я это устрою.

Она протянула вперед ладонь и прижала ее к моему лбу.

Глава 24

Высшие жнецы знали все секреты Анку. В их холодных руках жесткая и неумолимая временная линия становилась мягкой, как мед, сквозь пальцы капающий на ноги. Они могли растянуть самые темные дни вашей жизни на века, навсегда заморозить вас в том единственном моменте ужаса, когда ночью тени перемещаются по вашей комнате, заставляя вас задаваться вопросом, одни ли вы. Некоторые говорили, что сохранение всех знаний Анку исторически важно, чтобы его искусство не оказалось забыто. Но Высшие жнецы были более практичны: они никогда не отказывались от того, что могло быть им полезно. Единственная причина, по которой они все еще изучали секреты Анку, заключалась в том, что с их помощью можно было разрушить разум Низших собирателей.

От прикосновения Айви мое лицо покрылось льдом, как будто ее коса пронзила череп и погрузилась в мозг. Берег растворился, оставив вместо себя оглушительно белую плоскость, словно солнце выжгло всю землю.

Затем руки Айви погрузились в мою душу, копаясь в ней, растягивая ее. Кости загудели, словно в них роились насекомые, а кровь закипела, устремляясь по венам, чтобы вымыть чужое присутствие.

Невидимые руки вонзили ногти в одно из моих воспоминаний и сдернули его с линии времени, точно омертвевшую кожу, – это была одна из тысяч ночей после потери Нивена, которые я пролежала в своей кровати в Ёми, не в силах заснуть без звука его сердцебиения. Глаза медленно закрылись; тяжесть давила на кости, как будто меня медленно погружали в песок. Разум находился где-то далеко: это было похоже на сон, в котором не осталось ничего, кроме мрака.

Я ждала следующего шага Айви. Скоро ее пальцы должны были вонзиться мне в глаза или вырвать мне ногти, одно за другим сломать ребра, растягивая эту боль на тысячи лет. Но время продолжало течь во тьме. Конечности отяжелели и стали казаться мертвыми, в горле пересохло и засаднило. Я не могла повернуться, поднять руки или даже сделать вдох – лишь лежать, как труп, похороненный глубоко под холодной и душной землей.

С замиранием сердца я поняла, что это и есть план Айви.

Жнецы могли выцарапать из веков любое мгновение, развернуть любое слово на тысячелетия, вдохнуть жизнь в тысячи временных линий. Айви поймала меня в момент между сном и бодрствованием, когда мир кажется далеким, и теперь я не видела ничего, кроме мрака и дыма угасающих снов. Руки и ноги онемели, не в силах двигаться в этом состоянии полусна.

Так вот что испытываешь, когда тебя хоронят заживо!

Я была не из тех, кто может бездействовать в течение долгого времени, – вряд ли я когда-нибудь ощущала себя настолько в безопасности, чтобы позволить себе ослабить бдительность, поэтому нескольких минут вынужденной неподвижности было достаточно, чтобы я захотела вырваться из собственной кожи. Я сказала себе, что все это лишь сон, я могу позволить тьме проникнуть в разум и заполнить рот и легкие. Разве у меня был иной выбор?

Но, успокоив разум, я почувствовала боль в легких. Жнецам не требовалось дышать, но горло, несмотря на это, сжималось, будто прося воздуха. Раньше я не ценила возможность перевернуться на бок или смахнуть с лица прядь волос, а теперь, когда тело обратилось в застывшее стекло, я не могла думать ни о чем, кроме желания двигаться. Оно поглотило все остальные мысли.

Шли дни, и все, о чем я способна была думать, – это облегчение, которое почувствую, когда вытяну руки над головой или распрямлю пальцы ног, но я все еще лежала неподвижно, точно труп. Дни складывались в недели; время, словно распущенное вязание, разматывалось в бесконечную нить, ускользающую все дальше и дальше во мрак. Я чувствовала, как пролетают годы, но не могла их задержать. Мне казалось, что я попала под бесконечный поток воды и пытаюсь задержать ее голыми ладонями, а она утекает сквозь пальцы, проливаясь на землю. «Вот твое наказание, – думала я. – Вспомни обо всех телах, которые лежат сейчас в земле из-за тебя». Легко говорить, что смерть естественна и необходима, когда в гробу лежит чужое тело.

Шли годы, я начала гнить.