Время шинигами

Может, это было дело рук Айви или просто уловка моего разума, но я чувствовала, что органы гноятся, обращаясь в желатин, медленно становясь жертвой времени. Глаза превратились в белый бульон, и он пролился на лицо; кожа полопалась, когда черви прогрызли в ней дыры; кости стали мягкими и губчатыми. Ночные твари пировали мной, а я все еще не могла хоть немного шевельнуться. Я пыталась цепляться за мысли о своей жизни, чтобы не сойти с ума, но все они казались лишь шепотом воспоминаний, слишком далеких, чтобы за них можно было ухватиться.

Может быть, это был вовсе не поворот времени. Не исключено, что Айви просто копалась в моем мозгу, разрывая его на части, ожидая, пока я истеку кровью и умру. Возможно, это и есть загробная жизнь – ад, который я заслужила за все съеденные души, за презрение на смертном одре. Великое ничто, которого я всегда боялась, наконец поглотило меня. Я всегда молилась о том, чтобы мой ад состоял из пламени, демонов с кнутами в руках и ходьбы по милям горячих игл и раскаленных углей, потому что самым большим моим страхом были не смерть или страдания, а ничто.

Когда тело окончательно разложилось, сознание последовало за ним. Мысли сливались в тину, пока от них не осталась только гниль, падаль, которую не тронули бы даже голодные волки.

Цукуёми, уходящий, потому что больше не любит меня; Хиро, умирающий у меня на руках, истекающий кровью, которая разливается по моему свадебному наряду; Нивен, тянущийся ко мне, пока его поглощают тени; глаза отца, полные кислого разочарования; щека на снегу и ботинок Айви на лице. Все началось и закончилось Айви Кромвель.

Мгновения связались в бесконечную петлю, которая все крутилась, крутилась и крутилась, словно меня засосало в ураган и я потерялась в безвоздушном пространстве, далеко от земли. На протяжении ста лет я наблюдала, как уничтожаю всех, кто когда-либо любил меня. Я думала, что после сотого раза привыкну к боли, лица любимых станут мне незнакомы, я начну забывать, что это я – та грустная и озлобленная девушка, чьи воспоминания я смотрю как какой-то трагический фильм.

Но так же, как от потухших свечей остаются струйки дыма, вся любовь, которую я потеряла, выжила даже при отсутствии света. В каком-то смысле я даже хотела, чтобы она продолжала причинять мне боль, потому что это означало, что все это происходило в реальности. Я пойму, что в самом деле умерла, только когда душа перестанет болеть.

Когда я в тысячный раз наблюдала, как кричит Нивен, а я ничего не могу сделать, только смотреть, как тени утаскивают его прочь, я почувствовала, что начинаю разваливаться, – по душе, как по льду на поверхности пруда, пошли крошечные тонкие трещины. Каждое воспоминание углубляло трещины, пока я не ощутила себя фарфором, упавшим на кафельный пол. Частички меня разлетелись по всей Вселенной: я больше не видела лица Нивена, не слышала его слов, но я чувствовала его, и боль, такая безликая, но все еще реальная, поглощала меня, заставляя тонуть все глубже и глубже…

Я резко вдохнула влажный воздух.

На меня снова нахлынули чувства, а соленая вода обожгла кожу, и каждая ее песчинка после вечного онемения будто рассекала ее до ран.

«Я на пляже», – подумала я. Сознание все еще было туманным и мутным. Вокруг висел бесконечный мрак и плескались волны – я смутно узнавала Иокогаму. Затем надо мной на ветру взметнулись светлые волосы, и воспоминания вернулись точно удар молнии.

Айви нависала надо мной, но смотрела не на меня, а на что-то позади. Я откинулась назад в воде. Тело больше не казалось моим, оно словно стало панцирем, позаимствованным у краба-отшельника. Я дрожала так сильно, что едва могла двигаться, но все же сумела отползти от Айви на несколько метров.

Но почему она остановилась сейчас, когда наконец смогла разгадать меня? Я протерла глаза и поднялась на ноги, пока Айви что-то пинала и била в воде.

– Что ты, черт возьми, такое? – крикнула Айви, наступая ногой на что-то твердое, что прокатилось по воде тысячекратным эхом.

Черепаший панцирь.

Айви упала в море, из воды показалась человеческая голова с клыкастыми зубами и впилась в щиколотку Анку, заливая ее кровью.

Махо.

Хонэнгамэ с рычанием тащила Айви на глубину, а та брыкалась и пиналась.

Сквозь тьму пронесся жнец с высоко поднятым мечом, целясь в лицо Махо.

– Махо, берегись! – крикнула я.

Но хонэнгамэ не нуждалась в моей помощи. Она выпустила Айви и нырнула под воду как раз в тот момент, когда жнец взмахнул клинком, чуть не отрубив Анку ногу.

Та пнула жнеца в лицо и поднялась на ноги. Намокнув и спутавшись, ее волосы стали темнее. Измазанная водорослями и песком, с прилипшей к телу одеждой, она больше походила на болотного монстра, чем на Высшего жнеца. Сияние вокруг нее теперь казалось не неземным, а, скорее, призрачным.

– И это лучшее, на что ты способна? – спросила она. – Женщина-черепаха?

Я огляделась в поисках катаны, но та лежала далеко на берегу.