Время шинигами

– А мацудзака-гю[7] он тоже может нарезать?

Я уставилась на нее.

– Этот меч обезглавливал людей. Ты хочешь, чтобы я использовала его для разделки говядины?

Ёкай надулась.

– Ее так сложно нарезать на тонкие полоски.

– Я пошла, – бросила я, выходя из зала, чтобы больше ее не слышать, но она все равно поплелась за мной хвостом.

Мы вышли во двор как раз вовремя, чтобы увидеть, как Нивен швыряет Цукуёми в пруд с лотосами.

Ёкай, ахнув, бросилась вперед.

– Нивен, не надо!

Когда Цукуёми смахнул с глаз лотосовые листья, Нивен нанес ему сильный удар в челюсть, вызвавший такой отчетливый хруст, что я поморщилась. Цукуёми недоверчиво моргнул, хватаясь за подбородок, а затем подсек ноги Нивена – и тот спиной шлепнулся в воду. Ёкай замерла у края пруда, хлопая руками по бортику, как будто это могло отвлечь Нивена. Но я совершенно не волновалась: если бы Нивен хотел причинить серьезный вред, он бы воспользовался своими часами.

– Почему вы двое деретесь в моем пруду? – спросила я, скрестив руки на груди.

При звуке моего голоса Цукуёми замер, и Нивен воспользовался этой возможностью, чтобы броситься на него. Оба упали в воду, подняв волну, которая с тихим всплеском обрушилась мне под ноги. Я вздохнула и перевела взгляд на ёкая: Тамамо-но Маэ стояла у кромки пруда с выпученными глазами.

– Ты не могла бы.

Она кивнула и ловко схватила Нивена, сумев завести руки ему за спину, тем временем я вытаскивала из воды Цукуёми. Он поднялся на ноги, убрал с глаз мокрые волосы, и его лицо приняло выражение, которое можно было бы назвать величавым, если бы при этом он не был так похож на мокрого пса. Нивен тяжело дышал и отмахивался от ёкая, но не пытался снова атаковать.

– Что тут произошло? – спросила я, даже не скрывая раздражение в голосе. – Нам нужно сражаться со жнецами и вести переговоры с богиней Солнца, а не ссориться друг с другом, как дети.

– Очевидно, это была самооборона, – слегка невнятно ответил Цукуёми. Он взялся за челюсть обеими руками и, резким движением вправив ее, поморщился.

Я повернулась к Нивену, ожидая объяснений. Меня не особо удивляло его недоверие к человеку, столь похожему на Хиро, независимо от того, действительно ли Цукуёми хотел причинить ему вред. Но, если бы Нивен сказал мне, что Цукуёми навредил ему, я бы собственными руками скормила бога Луны непроглядной тьме, и, конечно же, он знал об этом.

– Ничего, – сказал Нивен, отводя глаза. Он подошел к краю пруда и, подняв с земли очки с круглыми стеклами, водрузил их на нос. Я не сомневалась, что эти очки – заслуга Тиё. Если бы она захотела, то, вероятно, смогла бы осушать моря и перемешивать звезды.

Я повернулась к Цукуёми. Он лишь пожал плечами. Устало прижав руку к глазам, я кивнула в сторону дворца.

– Просто идите быстрее переодеваться. И постарайтесь не поубивать друг друга.

Когда они наконец вернулись в сухой одежде, мы отправились на гору Татэ, планируя прибыть туда незадолго до восхода солнца, когда в значительной части человеческого мира еще темно. Такую большую группу я могла провести только через широкие и глубокие тени, не разбавленные полуденным солнцем, но, даже путешествуя по ним одна, я часто чувствовала себя так, будто выбираюсь из собственной могилы. Провести же через них еще трех человек – задача куда сложнее. Я бы даже не стала пытаться протиснуться через узкие полоски полумрака из опасения случайно оставить кого-нибудь в ядре Земли или каком-то ином столь же ужасном междумирье. К тому же ранним утром на улице немноголюдно, и нас вряд ли кто-то увидит.

Когда я протянула руки, чтобы протащить моих спутников сквозь тени, Нивен встал справа от Тамамо-но Маэ и вынудил меня взять за руку не его, а ёкая. Левой рукой я взяла ладонь Цукуёми, а правой – Тамамо-но Маэ, и погасила фонарь, чтобы Нивен не мог видеть выражение моего лица, чтобы он не понял, насколько сильно его холодность ужалила меня. Затем я вытянула нас на землю чуть жестче, чем обычно, прорываясь сквозь тьму, которая хлестала нас по лицам, дергала за одежду и, когда мы врезались в нее, разбивалась, как стекло.

Мы оказались в тени скалистой горы. Под нами расстилалась равнина луж адского красного цвета – отголоски вулканического хаоса. Над нами, исчезая наверху в завесе облаков и снега, возвышалась гора Татэ, а внизу, по вечному плато, простирался весь остальной мир. Я могла довести нас только досюда, потому что выше в горах не было ничего, кроме крутых каменистых тропинок и рыхлых скал, – никакой мягкой почвы, сквозь которую я могла бы протащить нас. Цукуёми сказал, что это самая близкая из трех Святых гор Японии, достаточно высокая, чтобы донести нас до Амэ-но Укихаси, Небесного плавучего моста, по которому мы могли добраться до Солнечного дворца.