Время шинигами

– Не прикасайся к омукадэ голой кожей, – предостерегла я.

– Это я уже понял, – произнес он с раздражающим спокойствием и вонзил кинжал левее рта существа. Плоть ёкая начала постепенно отваливаться, обнажая пожелтевшие зубы – как будто сороконожка ухмылялась нам. Я опустилась перед ней на колени, нерешительно протягивая руку.

– А что ты будешь делать, если она очнется? – спросил Цукуёми, и моя рука застыла в нескольких дюймах от зубов. – Вдруг прикосновение к зубам все же разбудит ее и тебя она тоже проглотит?

– Тогда мы снова остановим время, – предложил Нивен.

– Чтобы внутри нее оказалось двое вместо одного? И что потом? Дотронемся до зубов и снова ее разбудим?

Я вздохнула, рассматривая морду существа в поисках слабого места. Я хорошо изучила большую часть своих ёкаев, но времени запомнить, как убить каждого из них, у меня не было.

– Тогда ты выколешь ей глаза, – предложила я наконец. Беспроигрышный вариант. Большинство живых существ, будь то люди или звери, несколько теряют свою эффективность, атакуя с ножами в глазах. – А я прорежу себе путь изнутри катаной Идзанами.

– Ты? – Нивен резко поднялся на ноги. Его голос показался бы мне пугающим, если бы я не знала, что раньше он плакал над мертвыми белками.

– Да, я, – ответила я. – Ведь катана Идзанами у меня.

Нивен сощурился.

– Микудзумэ – моя подруга, а не твоя.

«А ты – мой брат», – подумала я, но произнести это вслух не решилась, опасаясь, что Нивен бросит в ответ что-нибудь ужасное вроде «больше нет».

– Ты же здесь для того, чтобы увидеть солнечный свет, а не внутренности сороконожки, – заметила я.

– Я не собираюсь сидеть сложа руки и ждать, пока она умрет!

– Я тоже, – согласилась я. – Будь благоразумен, Нивен. На этой неделе я съела тысячи душ. Сумею справиться со сколопендрой. – Нивен помрачнел. Но хоть он и сердился, вероятно, все же понимал, что я права. Он слегка разжал ладонь, в которой держал кинжал. – Просто будь готов помочь мне, хорошо? – добавила я. В прошлом, когда он еще был моим братом, эта просьба всегда заставляла его сосредоточиться.

Он сглотнул и наконец кивнул, отходя в сторону. Цукуёми уже стоял возле левого глаза ёкая, обеими руками сжимая мой кинжал.

Я присела перед пастью сороконожки и, затаив дыхание, потянулась вперед.

Зуб чудища на ощупь был прохладным, как мрамор. Существо не ожило и не сожрало меня – и я выдохнула. Я провела пальцами по канавкам его зубов, нащупывая точку опоры, – чтобы не порезаться.

Зубы по обе стороны от клыков были достаточно широкими, чтобы мне удалось просунуть под них руку и потянуть вверх. Чудище окаменело от заморозки временем, но по-прежнему оставалось лишь ёкаем, а я была достаточно сильна, чтобы давить черепа словно виноградины. Я втиснула ступню между челюстей сколопендры, схватилась за верхние зубы обеими руками и раздвинула рот чудища.

Из-за внезапной вони я чуть не разжала пальцы. Я не смогла сдержать рвотный позыв, когда меня волной накрыл запах непереваренной плоти.

– Дыши ртом! – крикнул Цукуёми.

– Ты ее видишь? – спросил Нивен.

У меня слезились глаза, но в пещеристой тьме я разглядела белое кимоно и длинные волосы Тамамо-но Маэ. Она лежала на боку, лицом ко мне, прямо на ребристом языке монстра. Несмотря на мерзкое окружение, выглядела она умиротворенной. Я вспомнила, как много лет назад вломилась в ее дом и обнаружила ее спящей рядом с бабушкой. Тогда она казалась такой же, как сейчас, – мягкой и беззащитной. Не то что жнецы, которые спят с одним открытым глазом и кинжалом под подушкой.

– Она здесь! – крикнула я через плечо.

Нивен позади меня с облегчением выдохнул.

– Она не растворилась в яде? – спросил Цукуёми.

– Я прибью тебя, – прошипел Нивен, после чего за моей спиной послышались звуки возни, на которые я решила не обращать внимания.

– Она цела, – ответила я. – Мне просто надо… – Я заколебалась. Мой взгляд блуждал по внутренней части рта существа, по мокрому от язвочек, неровному из-за многочисленных сосочков языку. Мне необходимо было войти внутрь, ничего не касаясь, иначе сороконожка может очнуться, а я – оказаться у нее в желудке.

Очень осторожно я отпустила зубы, и время, к счастью, удержало челюсти на месте. Я просунула ногу внутрь, вставая на язык, и поморщилась, когда мои сандалии захлюпали, а по носкам потекла слюна.

Я отчаянно пыталась не смотреть на горло сколопендры, где тьма собиралась в тоннель. Я также старалась не думать, что один неосторожный шаг или подвернутая лодыжка могут отправить меня и Тамамо-но Маэ в чан с желудочной кислотой, где нам не поможет даже заморозка времени. И уж, конечно, я гнала мысль о том, как сильно ненавижу насекомых.

Мрачные глубины горла омукадэ были достаточно темны, чтобы я призвала свои тени, которые обвились вокруг рук Тамамо-но Маэ и потянули ее ко мне. Но чем ближе они подтаскивали ее к солнечному свету, тем слабее становились. В передней части рта эта задача давалась им с заметным трудом.