Время в судьбе. Святейший Сергий, патриарх Московский и всея Руси

Следовательно, для властей не существовало собственно религиозных конфессий — для них имели значение только некие общества, лишенные (согласно пункту 3-му) прав юридического лица. А раз эти общества не считались юридическим лицом, то и права собственности на храм и иную недвижимость иметь не могли. Более того, «имущество, необходимое для отправления культа, как переданное по договорам верующим, составившим религиозное общество, так и вновь приобретенное ими или пожертвованное им для нужд культа, является национализированным и находится на учете соответствующего городского совета, районного или волостного исполнительного комитета и в пользовании верующих» (пункт 25-ый)[126]. Итак, даже частная собственность гражданина СССР, переданная им «для нужд культа» не переходит Церкви — она сразу же национализируется государством. О каких правах личности, даже фиктивных, зафиксированных «на бумажке», после этого может идти речь?!

Правовой «беспредел» обеспечивался и правом регистрирующего органа отводить «из состава членов исполнительного органа религиозного сообщества или группы верующих отдельных лиц»[127]. Понятно, что повод найти было нетрудно, особенно если вспомнить воинственную риторику и идеологическую заданность даже самых «безобидных» заявлений коммунистических лидеров тех лет. Так, к примеру, вскоре после издания «Декларации» (в том же 1927 г.) Ем. Ярославский откровенно предупредил верующих: «С религией, хотя бы ее епископ Сергий прикрасил в какие угодно советские одежды, с влиянием религии на массы трудящихся мы будем вести борьбу, как ведем борьбу со всякой религией, со всякой церковью»[128].

Постановление 1929 г., без сомнения, можно назвать правовой формой этой борьбы. Неслучайно религиозным объединениям запретили практически все, кроме проведения богослужения: никаких касс взаимопомощи, просветительских кружков и молитвенных собраний, не говоря уже о преподавании вероучения в учебных и воспитательных учреждениях (неважно, государственных, общественных или частных).

Положение верующих, подписавших договор о регистрации своего религиозного сообщества, можно сравнить с положением временных квартиросъемщиков, которых хозяева, в случае чего, всегда могут лишить крова. Пункт 43-й постановления 1929 г. грозил расторжением договора в случае несоблюдения религиозным объединением его условий, «а также в случаях неисполнения им каких-либо распоряжений административных органов (о перерегистрации, ремонте и т. п.)»[129].

Однако постановление никак не защищало верующих от возможного волюнтаризма властей. Примечательно, что они [верующие] даже провоцировались на ренегатство: любой подписант договора о получении в пользование культового имущества и здания имел право отозвать свою подпись[130]. В советских условиях подобное «право» в случае необходимости вполне могло использоваться местными органами власти в целях шантажа религиозных активистов. И, наконец, устанавливалось требование всем религиозным объединениям в течение года зарегистрироваться по месту своего нахождения, т. е. по-новой пройти круги советского чистилища (пункт 65-ый).

Это постановление просуществовало без изменений до 1975 г., когда в него были внесены некоторые изменения и дополнения[131]. В течение десятилетий названный закон обеспечивал право на существование всех религиозных конфессий и деноминаций Советского Союза, в том числе и самой многочисленной религиозной организации — Русской Православной Церкви. Впрочем, дело было даже не в писаном законе, а в традициях его осуществления. Советская власть активно боролась с религией и Церковью, закон был для нее необходимой политической «ширмой», юридическим прикрытием. Если же и это «прикрытие» было откровенно «дырявым», то что следовало ожидать от его применения в годы, когда классовая борьба возрастала по мере строительства социализма — общества безбожников?! Понятно, что о нем вспоминали лишь в случае необходимости. Но с конца 1920-х гг. в СССР такой необходимости власти не видели.

С 1930 г. клирики платили 75 % со своих, считавшихся нетрудовыми, доходов, а до 1936 г. (до Сталинской конституции) считались лишенцами, т. е. не были полноправными гражданами своей страны. Короче говоря, помимо беззаконных по отношению к религиозным деятелям (прежде всего православным) действий, Советская власть старалась и официально так «оформить» их жизнь, чтобы «отмирание религии» с каждым годом лишь убыстрялось.

Коллективизация стала для Церкви новым рубежом, новым испытанием: начался массированный «штурм небес», продолжившийся вплоть до начала Великой Отечественной войны: если за период с 1918 по 1930 гг. число православных приходов сократилось с 48 000 до 30 000, то с 1930 по 1939 гг. — до нескольких сотен (!)[132].