Время в судьбе. Святейший Сергий, патриарх Московский и всея Руси

Предположим, что, стремясь придать максимальный авторитет своему собранию, присутствовавшие назвали его «Собором». Это объяснимо с учетом того времени, заставлявшего многих искренно верующих смотреть на коммунистическое правительство как на дьявольскую силу, с которой не только ошибочно, но и греховно вступать в любые контакты. Однако сказанное стоит воспринимать лишь как предположение. Утверждать же можно только одно — Собора в истинном значении этого слова тогда не было и быть не могло, хотя заключения и резолюции, принятые в конце 1920-х гг. непримиримыми противниками политики Заместителя Патриаршего Местоблюстителя, представляют несомненный социально-психологический интерес.

Итак, «Собор» проходил с 9 марта по 8 августа 1928 г. и имел целью выработать каноны, в которых прежде всего было бы сформулировано отношение к митрополиту Сергию и проводимой им церковной политике. «Так как очный суд над сергианами был невозможен в силу внешних причин, — пишет их публикатор, архиепископ ИПХ Амвросий, — то по окончании Собора анафематизм был отправлен в канцелярию Сергия»[154].

Что же анафематствовали катакомбники, среди которых, если верить опубликованному истинно-православными списку, были имена митрополитов Иосифа (Петровых), архиепископа Андрея (Ухтомского), епископа Димитрия (Любимова) и многих других архиереев? (Кстати сказать, полный список содержит 72 имени, хотя некоторые из них и кажутся легендарными)[155].

Пункт первый гласил: «Сергиевцы — еретики и равны по нечестию обновленцам, но превосходят последних лютым зверонравием»; во втором утверждалось, что «благодати у сергиевцев нет, таинства не совершаются, а вместо священнодействий — сквернодействия». Исходя из этих констатаций, вполне логичными были и последующие заявления катакомбников, постановивших «прекратить принимать обновленцев и сергиевцев посредством покаяния», совершая над ними

Таинство миропомазания. Клир обновленческого и Сергиевского доставления не считался отныне священнослужительским. И, наконец, итог: «Сергиевцам, со своим учителем Сергием Страгородским, учащим, что богохульная, безбожная и беззаконная „власть“ есть власть, от Бога данная, по слову Апостола, и этим нечестивым учением раздирающим Тело Христово: Анафема»[156].

Слово сказано, все мосты сожжены, путь к компромиссу невозможен. Естественным продолжением этого стало принятие истинно православными «Чина, како приимати к православной вере от ереси сергианския приходящих», предназначавшегося для богослужебного употребления в Катакомбной Церкви и разработанного на основании определений «Собора» 1928 г. Даже если считать этот «Собор» мифом, не стоит забывать о том, как воспринимают его решения современные противники Патриарха: для них Сергий — один из самых страшных «злодеев» церковной истории XX века. Конечно, сегодня трудно сказать, как формировалась антисергиевская традиция в катакомбной среде: многочисленные легенды и устные предания, перемешанные с реальными фактами истории, не дают исследователю такой возможности.

Однако, с психологической точки зрения, «Чин, како приимати к православной вере от ереси сергианския приходящих» представляет несомненный интерес, а его некоторые формулы заслуживают специального упоминания. Максимализм оценок «ереси сергианства» интересен сам по себе, вне зависимости от того, были ли они результатом пресловутого «Кочующего Собора» или же появились в конце 1920-х годов в замкнутой, численно ограниченной среде антисоветски настроенных православных.

Итак, принимаемый в общение бывший сергианин должен обязательно заявить о своем отрицании «богомерзкие ереси сергианския, еже есть безбожным властем служение и почитание их, яко законных и от Бога поставленных, и исполнение велений их, иже к разрушению и попранию Церкве Христовы чинимых». Разумеется, требуется заявить об отрицании «пребезумнаго учения сергианского, утверждающего, яко лестию некоею привнесенною, страха ради убивающих тело, подобает Церковь спасати. Творящии убо сия земное устроение Церкве соблюдати тщатся, истины же Христовы отметаются». Отрицались также сергианские «безбожные обычаи и начинания»[157].