Время в судьбе. Святейший Сергий, патриарх Московский и всея Руси

Подчеркну: подобное заявление содержится в книге, которую открывает краткое слово Патриарха Алексия II! Итак, действия митрополита Сергия по пресечению «расколов справа», правда по прошествии многих лет, признаются очевидно неканоническими. Более того, спокойно констатируется неканоничность положения самого Заместителя Местоблюстителя, власть которого основывалась лишь на принятии «его достаточно большой частью Русской Православной Церкви»!

Это «доказательство от противного» не выдерживает никакой критики. В самом деле, ссылаться на большинство, когда идет речь об Истине, значит однозначно, хотя и прикровенно, осуждать митрополита Сергия. Если запрещенные им в священнослужении иерархи отстаивали Истину, то они не раскольники (не «оппозиционеры-разделители»). Значит, виноват тот, кто их наказывал. Однако сказать это — значит начать пересматривать не только официальное отношение к митрополиту Сергию, но также подвергнуть всестороннему анализу ту церковную политику, основы которой он заложил и которая не оспаривалась (по понятным соображениям) в течение всего советского периода. А то, что подобный пересмотр грозит уже не только нравственными коллизиями, догадаться нетрудно…

XII

Время лечит — эту старую мудрость стоит вспомнить, чтобы не согласиться с ней. Время разрушает, в том числе и прежние представления и стереотипы, создавая взамен их новые мифы. Уродливое сочетание «двух правд» очень даже этому способствует. Проще всего снять обвинения с честных, нравственных людей, без тени сомнения отдавших за правду жизнь. Но как быть с другими, с теми, кто выбрал иной путь, но кто тоже заплатил жизнью и репутацией за попытку приспособить церковное бытие к богоборческой реальности? Неужели мы можем (и должны) их осудить?

Сразу оговоримся: двух правд не бывает. А раз так, то неправильно и сравнивать исповедников и конформистов. Они по-разному ставили основной вопрос — о будущем Православной Церкви в коммунистической России и, естественно, по-разному его решали. Первые не могли подчиниться безбожникам, даже ценой разгрома внешней церковной организации; вторые же не мыслили Церковь в подполье, считая, что это приведет к ее вырождению и, в конечном итоге, к гибели. Можно сказать, что они разговаривали на разных языках. Смущение же наше вызывается, скорее, всего тем, что итог-то был один: по отношению к Церкви власть была изначально глухой (хотя, совершенно очевидно, не немой).

Но что же тогда смешивается, если двух правд не бывает? Как мне представляется, чаще всего смешивают неправомерные действия Патриарха Сергия по отношению к клирикам, не поддержавшим его политику (а это были, действительно высоконравственные и честные люди), и меры, предпринятые им с целью не допустить распада институциональной Церкви. Как в такой ситуации оценить деятельность Сергия, не делая резких заявлений и окончательных выводов?

На сегодняшний день это осуществить не удается. Продолжает действовать старый «психологический фактор». Для одних Патриарх Сергий — еретик, для других — защитник институциональной Церкви. Вся сложность и заключается в том, что в последнее время Московская Патриархия стала пересматривать свое отношение к прежним идейным оппонентам Сергия — исповедникам и мученикам за веру. Подобный пересмотр заставляет по-новому посмотреть на проблему «сергианства». Серьезным иссдедователям понятно, что рано или поздно ее изучение придется начать с переоценки деяний самого Святейшего Патриарха и с ответа на вопрос «А возможно ли было поступить иначе?» Подобное теоретизирование в свете происходящих ныне в Русской Православной Церкви событий не кажется мне лишенным актуальности.

Ведь в православной среде сегодня можно встретить не только сторонников «реабилитации» исповедников-оппонентов Патриарха Сергия, но и тех, кто стремится доказать абсолютную правоту союза возглавлявшейся митрополитом Церкви с безбожным государством, выставляя И. В. Сталина кем-то вроде «раскаявшегося разбойника». По мнению «апологетов», со времен Отечественной войны Сталин стал настоящим «ревнителем Православия», а уж после 1943 и вовсе «хранителем правоверия» в стране. Идеология «православного сталинизма», думается, имеет сергианские корни. Государственнический, сугубо утилитарный подход Сталина к решению всех проблем, в том числе и проблемы отношений с Церковью, прельщает сегодня многих из тех, кто не видит противоречия в соединении коммунизма и религии.