Время в судьбе. Святейший Сергий, патриарх Московский и всея Руси

Зная конечную цель государственной политики в отношении любой религии и Церкви, а также методы ее достижения в первое послереволюционное десятилетие, это было совершенно ошибочно. Разумеется, утопающий хватается за соломинку, а надежда умирает последней. Но ведь есть еще и история: политический конформизм с врагом никого не спасал. Нельзя верить тому, кто вовсе не считает необходимым держать в тайне мечту о полном уничтожении Имени Бога на земле.

После 1927 г. митрополит Сергий был вынужден несколько раз публично лгать: раз вступив в соглашение с властями, он оказался связан с ними на всю жизнь. Существует версия, согласно которой в случае несогласия Заместителя Патриаршего Местоблюстителя в феврале 1930 г. заявить в интервью, что в СССР гонения на религию никогда не было и нет, всех русских епископов — и находившихся под стражей, и тогда еще «свободных» — расстреляли бы. Получается, что «ложь во спасение» была необходима. Но достигла ли она своей цели?

Увы, нет. В лучшем случае ложь эта лишь «заморозила» на время процесс постепенного полного уничтожения русского православного епископата и священства. «Заморозила», но не остановила. Ведь именно с 1930-х гг. начался новый массированный накат сталинской машины на религию и Церковь. Под прикрытием мифа о свободе совести атеистические власти усиливали репрессии против православной конфессии, зримо доказав, что ложь не спасает. Более того, в середине 1937 г. в среде партийного и советского актива получило широкое распространение мнение о необходимости вообще ликвидировать законодательство о культах, в том числе и постановление 1929 г. С этой идеей выступал, в частности, Г. М. Маленков. Коммунистические бонзы не стеснялись утверждать, что это постановление создало «организационную основу для оформления наиболее активной части церковников и сектантов в широко разветвленную, враждебную советской власти легальную организацию в 600 тыс. человек по всему СССР»[170]. Законодательство, правда, не ликвидировали, но заслуживает внимания сама постановка вопроса! К тому же в конце 1930-х гг. была упразднена Комиссия по культовым вопросам, существовавшая при ВЦИК СССР с 1934 г., а в новом формируемом тогда органе представительной власти — Верховном Совете СССР — ей места уже не нашлось[171].

Итак, ни молчание, ни «ложь во спасение» не защитили клириков Церкви от лагерей и застенков НКВД, не стали «благом» для Церкви: Ее планомерно уничтожали.

Далее, сохраненное колоссальной ценой — допущением безбожников в кадровую политику Церкви (о чем уже не раз говорилось) — единое церковное управление при тотальном уничтожении всего связанного с религией только облегчило атеистическим властям выполнение их задачи, так как последние имели дело со строго централизованной системой, полностью подотчетной центру. Политическая практика доказала, что единое церковное управление в советском тоталитарном обществе конца 1920-х — 1930-х гг. более устраивало официальные власти, чем помогало церковным иерархам противостоять их натиску.

Уже к середине 1930-х гг. это стало очевидно всем тем, кто внимательно следил за развитием государственно-церковных отношений в СССР. Не мог не видеть этого и митрополит Сергий, имевший лишь одну возможность — наблюдать за планомерным уничтожением Церкви, не имея при этом никакой возможности противостоять сталинскому молоху.

С началом войны отношение Сталина к религии и Церкви по тактическим соображениям[172], как уже указывалось, изменилось. О Церкви «вспомнили». И как оказалось — надолго. Казалось бы, мудрость Сергия получила историческое оправдание, ведь ведомый им в течение восемнадцати лет церковный корабль наконец получил свою постоянную «гавань». Власти на какое-то время «забыли»[173] о своей стратегической цели — искоренении религии и всеобщей атеизации населения.

Заместивший Сергия на патриаршем престоле митрополит Ленинградский Алексий (Симанский) на первых порах, также как и его предшественник, получал от власти дорогие «подарки», например, помощь в решении униатского вопроса. И хотя в дальнейшем (с конца 1940-х гг.) подобная помощь прекратилась, а с приходом Н. С. Хрущева государство вновь развязало «холодную войну» с Церковью[174], последней уже никогда не пришлось пережить ужасы 1920-х — 1930-х гг. Начало очередного наступления на религию и Церковь в СССР, однако же, не привело к изменению, хотя бы на йоту, показной лояльности

большинства представителей православной иерархии по отношению к атеистическому режиму. Клирики, по сути, вынужденно согласились с отведенной им ролью молчаливых статистов. Более того, власти стремились бороться с «религиозными пережитками» церковными руками и в огромном большинстве случаев их расчет оправдался.