Время в судьбе. Святейший Сергий, патриарх Московский и всея Руси

Подведем краткий итог и попытаемся ответить на вопрос, что же такое «сергианство». Можно сказать, что это новое издание старой болезни, своего рода извращенный атеизмом «византийский грех», стремление Православной Церкви найти себе место в политической структуре государства и, одновременно, стремление государства иметь влияние на ход внутрицерковных дел. Парадокс государственно-церковных отношений в СССР состоял в том, что государство, желая иметь влияние на Церковь, в то же время являлось воинствующе атеистическим. Церковная иерархия, с середины 1920-х гг. возглавлявшаяся митрополитом Сергием, вынужденно пошла на компромисс с этим государством, по существу попав в положение зависимой от него.

Нравственное осуждение сергианства как системы, конечно же, возможно, но, видимо, будет слишком жестоко и исторически безнравственно осуждать лично Патриарха Сергия, в значительной степени ставшего жертвой собственных амбиций. Бесполезно скрывать, что митрополит Сергий, один из наиболее выдающихся деятелей Русской Православной Церкви XX века, «перемудрил» самого себя, явившись воссоздателем новой, «преданной социалистической Родине», иерархии, сочетавшей искреннюю (как правило) веру в Бога и совершенно необъяснимый (с религиозной точки зрения) сервилизм. Можно сказать, что «сергианство» — это религиозный «нонконформизм», приводящий к апологетике собственной слабости и страху перед внешней силой, а ведь карлик на высоких каблуках кажется еще меньше!

Воспитанный в традициях псевдосимфонии синодального периода, Патриарх Сергий сумел дожить до той поры, когда в СССР стал складываться удивительный союз почти полностью разгромленной Церкви с коммунистическим государством, своеобразная лже-симфония, причем инициатива исходила от недавних гонителей религии! Церковь сразу же и безоговорочно откликнулась на предложение и наконец вошла в орбиту государственных интересов власти. Было положено начало тому, что ныне, иногда с ностальгией (и уж всяко без осуждения), вспоминается как православный сталинизм…

Однако «разве, поднимаясь вверх по руслу истории, не отметим мы под блеском помпезной позолоты все те же, столь знакомые нам контуры? И сохраняя научную беспристрастность перед обольщением прошлых эпох с их величественными опытами теократических царств и церковно-государственных „симфоний“, разве не будем мы вынуждены признать, что и в Византии, и в России представления о Царстве Божием и царстве кесаря слишком часто смешивались и подменяли друг друга?»[182].

Как справедливы эти слова! В самом деле, церковный организм подтачивался изнутри, скрыто, по мере отождествления Церкви с Российской империей, в размывании границ между Церковью и Царством. «В этой ложной перспективе как бы само собой разумеющейся „симфонии“ складывалась историческая судьба Русской Православной Церкви до революции 1917 года. И, когда пало Царство, Церковь внезапно оказалась перед лицом враждебного атеистического государства, которое подошло к Ней уже с иными мерками, нежели христианские императоры…»[183].

Сказанное — не оправдание действий Патриарха Сергия, а лишь «суммированное объяснение», итог, с которым подошла Православная Церковь к сталинскому предложению, искусительному прежде всего по изложенным выше причинам.

Как же победить «сергианство» и возможно ли это? Думаю, да. Победа над «сергианством» будет достигнута только тогда, когда Церковь окончательно перестанет искать в лице государства политического (или даже идеологического) союзника.

Что же мешает Церкви отказаться от государственного «костыля», неужели ее пресловутая «косность» и только? Как ни странно это звучит, не только привычка и давние традиции пребывания «под государством», но и само государство. Именно государство должно, по справедливому замечанию М. И. Одинцова, «отказаться от искушения использовать те или иные религиозные организации для достижения своих прагматических целей как внутри страны, так и за ее пределами»[184]. Прежде всего сказанное относится к Православной Церкви. Желание вновь разыграть старую карту «союза» Церкви и государства есть продолжение далеко не лучших традиций синодального периода церковной истории. Разумеется, это делается с соблюдением необходимых приличий и традиций цивилизованного общества. Православная Церковь по закону не пользуется никакими дополнительными правами в сравнении с другими «традиционными» в России конфессиями.

Но проблема заключается не только и даже не столько в законе. Дело в традициях. На Православную Церковь, как на самую многочисленную конфессию страны, ныне опять смотрят прежде всего с идеологической точки зрения. Под каким углом смотрят — это уже другой вопрос. Коммунисты — под одним, монархисты — под другим, «демократы» — под третьим. Суть от этого не меняется. «Сергианство» вновь получает шанс себя проявить и утвердить, причем на выгодном фоне общего кризиса церковного сознания в секулярном мире. Не допустить такого развития событий — главная «политическая» задача Православной Церкви сегодня.

Послесловие