Время в судьбе. Святейший Сергий, патриарх Московский и всея Руси

Я начал эту работу с напоминания о годовщине, прошедшей со дня кончины Святейшего Патриарха Сергия, констатировав, что страсти вокруг его имени так и не утихли: одни его осуждают и клеймят как самого завзятого «сервилиста», другие, наоборот, стремятся доказать, что его путь был единственным, другого просто не было дано. При этом ни те, ни другие (как правило) не отрицают выдающихся организаторских способностей Патриарха, его ума и многочисленных дарований. Вопрос ставится по-иному: во благо ли Церкви были эти таланты и выдающийся ум? Одни отвечают безусловно положительно, другие же, напротив, с этим не могут никак согласиться. Впрочем, никто не отрицает и явления, напрямую связанного с именем Патриарха Сергия, речь идет о «сергианстве». Как я уже говорил выше, во всем связывать Патриарха Сергия и «сергианство» нельзя.

Сергий был выдающимся человеком своего времени, крупным богословом и церковным администратором. Будучи глубоко верующим православным христианином, он прекрасно видел все недостатки, присущие синодальной Церкви последних предреволюционных лет, имел собственное мнение о том, как эти недостатки исправить. Он был яркой личностью. Но при этом не стоит забывать, что вокруг него также были яркие пастыри: и среди епископата, и среди иереев. Достаточно вспомнить имена митрополита Антония (Вадковского), учителя и наставника архиепископа Сергия; архиепископа Николая (Касаткина), «апостола Японии»; архиепископа (а в дальнейшем митрополита) Антония (Храповицкого); «молитвенника Земли Русской» протоиерея Иоанна Кронштадтского, Оптинских старцев и целый ряд других, чтобы понять — Сергий как священнослужитель формировался в блестящем окружении искренних, религиозно чутких и образованных пастырей. Конечно же, среди дореволюционных клириков было много «средних», но не они формировали «лицо» Русского Православия, не они были его «приводными ремнями», что, собственно говоря, и доказали страшные 1920-е годы.

Теперь о «сергианстве». Прежде всего, когда речь заходит о форме, в которой названное явление наиболее «выпукло» проявляется, неизменно затрагивается вопрос о совершенно невыразительном пастырстве, как будто специально подобранном весьма среднем архиерействе. Система, на создание которой был вынужден пойти митрополит Сергий в 1927 г., но которая фактически стала активно развиваться и поддерживаться властью лишь с началом Великой Отечественной войны и по большей части уже после смерти самого Патриарха, нуждалась лишь в требоисполнителях, по возможности полностью безгласных и безынициативных. Система не поощряла самостоятельной мысли, стремления к проведению евангелизации среди огромной массы забывших (или не знавших) Имя Бога людей. Система приучала повиноваться богоборческим властям не за страх, а за совесть (!)[185] и исполнять повеления («рекомендации») этой власти четко и в срок. Хрущевское время показало, что система действует, что большинство архипастырей и пастырей не протестуют, не могут уже протестовать против развернувшихся гонений на Церковь.

Разумеется, бывали и сбои. Не все архиереи оказывались полностью управляемыми, некоторые из них искренне стремились, как (и где) только возможно, проповедывать Евангелие, содействовать богословскому образованию неофитов, противодействовать оголтелой атеистической пропаганде. Достаточно вспомнить «инцидент» с митрополитом Николаем (Ярушевичем) и «дело» архиепископа Ермогена (Голубева). И в дальнейшем (в 1970-е гг., например) были епископы, стремившиеся обойти «законы о культах», укрепить положение Православной Церкви в своей епархии (епископы: Саратовский Пимен, Куйбышевский Иоанн, Курский Хризостом и некоторые другие).

Но все это не меняло общего правила: Московская Патриархия находилась под полным кадровым контролем власти. «Синод находится под контролем Совета, — говорил в докладе, прочитанном в начале 1970-х гг. перед членами ЦК КПСС, заместитель председателя Совета по делам религий В. Фуров. — Вопрос подбора и расстановки его постоянных членов также предварительно согласуется с ответственными работниками Совета. Все вопросы, которые предстоит обсуждать на Синоде, Патриарх Пимен и постоянные члены Синода заранее обговаривают с руководством Совета и в его отделах, согласовывают и окончательные „Определения Священного Синода“». И далее: «Многолетние наблюдения, глубокое изучение настроений правящих архиереев еще раз подтверждают, что епископат лояльно относится к советской власти»[186].[187] Конечно, до революции 1917 г. Православная Церковь также была совершенно зависима от государства. И хотя то государство являлось православным, а СССР боролся с «религиозным дурманом», думается, дело было не только в этом.