Время в судьбе. Святейший Сергий, патриарх Московский и всея Руси

Его основными чертами являются: отказ от ответственности за полноту проявления личности; сведение личного предстояния перед Богом к религиозно-нравственной и богослужебной практике оправдания своей жизни»[179](выделено мной — С. Ф.).

Таким образом, если и можно говорить о том, что является главным итогом политической линии Патриарха Сергия, начало которой было положено в 1927 году, то это именно новый тип верующего, равнодушного (или даже враждебного) по отношению к миру, наполненному злом и безбожному. В России и до революции у «среднего верующего» не было сильно чувство религиозной ответственности, преобладало «обрядоверие». Понятно поэтому, что многие успехи безбожия основывались на непросвещенности православных, долгие годы, «предоставленных самим себе и неученых», по выражению К. П. Победоносцева.

Гонения, предпринятые большевиками в отношении религии, разумеется, очистили Церковь, но в то же время не способствовали религиозному просвещению верующего большинства. Они вынуждены были совместить свою политическую лояльность новому строю и веру в Бога. «Декларация» митрополита Сергия в определенной степени разрешила это противоречие. Но только в определенной степени. Дальнейшая история гонений показала и доказала верующим, что они — изгои, в лучшем случае — несознательные элементы социалистического общества, далекие от «науки». Не желавший порывать с религией обрекался на полуподпольное существование. Окончательно это стало ясно уже после смерти Патриарха Сергия, в хрущевское время, когда «ошибки» сталинской религиозной политики 1940-х — начала 1950-х гг. стали ретиво исправлять.

Но видит только тот, кто хочет. Для не желающего видеть — и свет не кажется достаточно белым, и ночь — темной. По справедливому замечанию участника сборника «Из-под глыб» Е. В. Барабанова, в том, что Церковь вынуждена идти «куда не хочет» великой духовной беды могло бы и не быть, если бы не отношение к неволе. «И вот мы видим, — пишет Барабанов в 1974 г., — одни христиане несут вынужденную неволю как тяжелую повинность „ради сохранения Церкви“; другие — притерпелись, вошли во вкус и даже, пожалуй, полюбили этот контраст»[180].

…Все это, конечно же, так. Но можем ли мы сегодня все упущения, допущенные во времена митрополита (а затем и Патриарха) Сергия и имевшие такие печальные последствия, списать лично на него? Можем ли мы, вслед за экстравагантной «Церковью Пресвятой Богородицы» утверждать, что Сергий, «губитель Российского Православия, нес на себе печать Иуды Искариота»? «Он был обманут — завет с дьяволом оказался роковым и гибельным для Церкви, — продолжали его непримиримые обличители. — Надлежало идти в подполье, страдать за веру. Коммунисты дрогнули бы, видя силу свидетельства. Но остановить машину уже не было никакой возможности…»[181]

Да, действительно, остановить сталинскую машину репрессий не было никакой возможности; действительно, история доказала, что легализация не могла спасти. Митрополит Сергий этого вовремя не осознал: воспитанный в синодальных традициях церковно-государственной псевдосимфонии, он всегда стремился к нахождению компромисса со светскими (даже атеистическими) властями, глубоко убежденный в том, что последние не смогут уничтожить получившую официальный статус «легальной» Церковь.

Это можно считать не только (и, быть может, не столько) виной Патриарха Сергия, сколько его личной трагедией. Пока он был жив, ход церковного корабля целиком зависел от его способностей найти возможный компромисс с властями. После смерти Патриарха Сергия в Русской Православной Церкви уже не было столь масштабной фигуры, умевшей искать и находить новые (пусть даже ошибочные) политические комбинации в непростых условиях атеистического государства. Его последователи, даже такие яркие, как митрополит Николай (Ярушевич), старались лишь сохранить «духовное» (sic!) наследство почившего Патриарха, не имея ни его административных способностей, ни его политических навыков. Послевоенная эпоха продемонстрировала, что власти вообще не нуждаются в выдающихся умах, ей необходимы лишь «средние» архиереи, «средние» священнослужители, «средняя» Церковь.

Думаю, не будет ошибкой предположить, что Патриарх Сергий не понял только одного. В советских условиях сталинский лозунг «кадры решают все» — вовсе не пустой звук. Именно эту ошибку прежде всего и можно поставить Патриарху Сергию в личную вину.