— Складно объясняешь, — продолжил Серж прерванный разговор. Здесь, на безлюдье, можно было говорить в полный голос. — Ну допустим, что у Ангеррана есть какой-то там план, и согласно этому плану мы все сейчас сидим в
— Где сидим?! — не понял Транкавель. Стоя между зубцов, он с наслаждением вдыхал полной грудью пряно пахнущий ветер.
— …в камере, в заключении, я хочу сказать. Ну а дальше-то что? Кому и чем выгодно, чтобы с Беренгарией случилась беда? Если никому и она в безопасности, то чего тебе неймётся?
Хайме недоверчиво усмехнулся, покрутил головой.
— Странный ты человек, Серж, — сказал он. — Который раз уже замечаю. Порой мне кажется, что ты знаешь и умеешь нечто, человеческому разуму недоступное…
— «Чудо находится в противоречии не с природой, а с нашими знаниями о ней», — блеснул Казаков заёмной эрудицией.
— …вот это я и имел в виду. Бывает, ты как скажешь что-нибудь — ни дать ни взять учёный книжник, каких мало. (Казаков, обязанный своими учёными перлами в основном тщательному изучению сборника «Крылатые фразы», скромно потупился.) Но иногда ты ведёшь себя и рассуждаешь в точности как несмышлёный виллан, отродясь не выезжавший дальше соседней деревни. Например, в тонком искусстве интриги… ну, в этом ты даже не виллан, ты его пятилетний сынишка. Послушай, не перебивай. Известно ли тебе, кто такой Андроник Комнин?
Казаков пожал плечами. Имя было смутно знакомо… ах да, ведь хозяин здешней богадельни — тоже Комнин, только Исаак. Родственник? Брат? Отец? Чёрт их поймёт, местных олигархов.
— Византийский базилевс, — нетерпеливо пояснил Хайме. — Базилевс — это…
— Что такое «базилевс», я знаю, — перебил Казаков. — Ну, и?..
— Андроник заключил соглашение с крестоносным воинством, тем, которое ведёт на Восток Фридрих Барбаросса — о том, что беспрепятственно пропустит крестоносцев через свои земли и даже даст им корабли для переправы через Босфор и проводников по Малой Азии. Хоть об этом ты, надеюсь, слышал?
— Теперь слышал, — хмыкнул Сергей. — Нам-то что с того?
— Исаак Комнин, император Кипра, приходится Андронику отдалённым родственником. Они в скверных отношениях, это так, и всё же родная кровь. Андроник с удовольствием казнил бы Исаака, попадись тот ему в руки, но — сам. Если же в семейные отношения Комниных полезет кто-либо ещё, такое вмешательство будет расценено как повод к войне…
— Это мы понимаем, — вставил внимательно слушавший Казаков. — Свою жену учу как хочу, а соседи не встревай, так?
— Да, похоже. И вот представь себе следующее… Представь, что Ричард Львиное Сердце, придя во всей своей мощи под стены Лимассола, узнаёт, что его возлюбленная супруга Беренгария — находившаяся в заложниках у Исаака Комнина — к примеру, злодейски удушена в своих покоях. Как по-твоему, что сделает Ричард?
— Взбесится, — почти без раздумья ответил Казаков. — Беренгария как таковая этому извращенцу безразлична, но её смерть, вкупе с пожаром в гавани Мессины, станет оглушительной оплеухой его самолюбию. А поскольку в глазах всего прочего крестоносного рыцарства подобная история выглядит донельзя романтично, то немедля последуют какие-нибудь громогласные обеты в страшной мести вероломным убийцам. То есть Исааку Комнину. Лимассол разнесут по кирпичику, а Комнин… словом, не хотел бы я быть на его месте.
— Вот! — Хайме одобрительно кивнул. — Всё-таки, Серж, ты ещё не совсем безнадёжен. Итак, Кипр захвачен, Лимассол разграблен и сожжён, Исаак Комнин принимает жуткую смерть от рук — или по приказу, что, в сущности, одно и то же — одного из вожаков Крестового Похода. Теперь подумай, как на это ответит его коронованный родич, византийский базилевс. Который, между нами говоря, без того отнюдь не отличается кротостью характера.
Барон де Шательро честно представил последствия и ощущения свои выразил короткой, ёмкой русской фразой:
—
— Слов я не понял, но интонацию уловил, — усмехнулся Хайме. — Теперь понимаешь? Это не говоря уже о том, что сделает со злосчастной свитой королевы разъярённый Ричард после штурма. Или перепуганный Исаак до штурма, неважно.
— Твою-то мать, — пробормотал Казаков, до которого наконец дошло в полный рост. — Сплавал, называется, в романтическое путешествие. Да уж, парень, умеешь ты обнадёжить… Послушай, но ведь ничего ещё не случилось, да может быть, и не случится! Беренгария жива-здорова, этот… как его… Барцелло только вчера говорил…
—
— Ч-чёрт, — от избытка чувств Серж засадил кулаком в стену, зашипел от боли, затряс рукой. — Ты прав, тут игра такая —