Время винограда

Мы все породнились с движеньем,
мы едем, плывем и летим.
Я полон твоим притяженьем,
как маленький спутник — земным.
Все просто и сложно немного:
уводит пешком ли, в купе
дорога, дорога, дорога —
а я приближаюсь к тебе…

Но если случалась минута,

не мог искушенья прогнать,
и липкая мягкость уюта
мешала мне крылья поднять,
тогда, под молчаньем созвездий,
свое же безволье кляня,
стоял я на месте, на месте —
а ты покидала меня!

Грустил я на дальнем причале,

соленую слушал капель.
Высокие волны качали
тягучих разлук колыбель.
Когда ж, как пристало мужчинам,
я шел по опасной тропе
к вершинам, к вершинам,
к вершинам
то я приближался к тебе!

Спортлото

Лотерея, лотерея,
лотерея спортлото,
дай мне выиграть поскорее -
только что-нибудь не то.

Я сегодня твой участник,

я ушел к тебе в рабы,
отвергая легкость счастья
и знамения судьбы.

Я хотел бы выиграть слово

утешения для тех,
кто познал немало злого
и не верует в успех.

Дай мне радость озаренья!

Так отмечу номера,
чтобы вспыхнуло сиренью
чье-то зимнее вчера.

Не желаю для покоя,

зачеркнувши клеток пять,
выиграть что-нибудь такое,
чтобы позже проиграть!

Там, где я бывал в заторах,

где звучал солдатский шаг,
были выигрыши, которых
нет в обычных тиражах.

Я души не экономил!

И, как там не суесловь,
выпал мне счастливый номер —
неразменная любовь.

Потому так осторожно

за билетики плачу:
приз дороже — выиграть сложно,
приз дешевле — не хочу.

«Лишенная земных переживаний…»

Лишенная земных переживаний,
не думая, казалось, ни о чем,
натурщица лежала на диване,
укрытая лишь солнечным лучом.

Она лежала молча и бесстрастно:

таков удел, работа такова.
В ней не было ни капельки соблазна,
дремали в ней и чувства, и слова.

Как мрамор на незыбком пьедестале,

белело тело; в прихоти своей
каштановые волосы стекали
к спокойным полушариям грудей.

Она не знала, что там, на мольберте -

какой-то холст, какое-то тряпье.
А он, художник, отнимал у смерти
и красоту, и молодость ее.

Он, отбирая краски на палитре

и выверяя кисти каждый взмах,
шептал себе: ты только слезы вытри,
чтоб не расплылись линии в слезах.

В него вселился вдохновенья дьявол.

В ушах трубила праздничная медь.
И у холста мгновение стояло,
готовое навеки замереть.

Петушиный крик