Время вышло. Современная русская антиутопия

«Забавная у нас жизнь, – думал голубь. – Мы смотрим в небо, изучаем далёкие звёзды и галактики, придумываем всякие смешные идеи наподобие квантовой теории гравитации – всё это для того, чтобы доказать себе, будто бы мы в силах осознать вечность. Но мы не в силах осознать даже миллиардную долю правды! Там, где уже нет времени и пространства, вся наша планета, вся наша цивилизация, каких бы высот она ни достигла, не сравнится даже со звёздной пылью. Мы просто ничто для вечности, но вместе с тем – её часть. Разве не захватывает дух от этого? Ах да, я же тупой голубь. Курлык».

Подумав так, он взмахнул крыльями и полетел вниз в поисках хлебных крошек.

– О боже, – сказал Енотов.

– А теперь – всего доброго. – Человек в костюме гриба откланялся и направился к лестнице.

Енотов вздохнул, положил листок бумаги в карман плаща, вновь сделал суровое лицо – на этот раз ещё более суровое, чем раньше, – и посмотрел на горизонт.

Он приготовился к великим свершениям.

Ветер развевал полы его плаща.

7

Альфред Шванцланге был немного странным человеком. Для начала, он не родился немцем: назвали его так родители, неравнодушные к немецкой философии. Вторая его странность проистекает из первой и требует дополнительного пояснения. Дело в том, что господин Шванцланге был невероятно уродлив и обладал очень длинным носом весьма неприличной формы. Родители его, особенно тяготеющие к философии Фридриха Ницше, при рождении сына пришли в ужас и, решив, что слабым нет места среди людей, выгнали его прямо на четвереньках в лес, дав с собой в дорогу лишь несколько бутербродов и томик Ницше.

Долго он блуждал, но однажды его подобрали члены затерянной в лесу коммуны глухонемых неоязычников. Они и вырастили его: когда Альфреду исполнилось двадцать лет, он вновь отправился в город, где с тех пор и жил в небольшой комнатке на самой окраине. О своих родителях он более ничего никогда не слышал.

Но из-за весьма необычных обстоятельств рождения и взросления он мог говорить исключительно цитатами из Фридриха Ницше.

Именно поэтому он был немного странным человеком.

В день встречи с Енотовым у Альфреда вдруг зазвонил телефон. Подняв трубку, он тут же услышал жизнерадостный женский голос:

– Добрый день. Я Мария, компания «Бизнескредитфинансбанкстрах». Есть ли у вас минутка поговорить?

– Прочь от меня, блаженный час! С тобой пришло ко мне блаженство против воли! Готовый к своему самому глубокому страданию, стою я здесь: не вовремя пришёл ты!

– Эммм… Дело в том, что мы запустили новый кредитный продукт. Скажите, вы пользовались когда-нибудь нашими услугами?

– Я не хочу этого неба лишних людей! Нет, не надо мне их, этих спутанных небесною сетью зверей! Пусть подальше останется от меня Бог, который, прихрамывая, идёт благословлять то, чего он не соединял!

– Эмм, хмм… То есть вам не интересны наши услуги?

– Я расстаюсь с тобою, ибо время прошло. От зари до зари осенила меня новая истина. Ни пастухом, ни могильщиком не должен я быть. Никогда больше не буду я говорить к народу: последний раз говорил я к мёртвому.

– Простите. Всего доброго.

– Все вещи крещены у родника вечности и по ту сторону добра и зла; а добро и зло суть только бегущие тени, влажная скорбь и ползущие облака.

В телефоне послышались короткие гудки.

Альфред Шванцланге положил трубку, почесал свой огромный нос и задумчиво уставился в окно.

Внезапно в дверь позвонили. Господин Шванцланге открыл дверь и увидел стоящего на пороге Енотова – с суровым лицом, выражение которого тот так и не изменил с предыдущей сцены, в смешной шапочке с помпоном и в длинном плаще, который, впрочем, уже не развевался, поскольку на лестничной площадке не было ветра.

– Добрый день, – сверкая глазами, поздоровался Енотов. – Я к вам по делу. Вы знаете о нём.

Шванцланге догадливо улыбнулся.

– Свет низошёл на меня: мне нужны спутники, и притом живые, не мёртвые спутники и не трупы, которые ношу я с собою, куда я хочу! – сказал он, жестом приглашая Енотова пройти в квартиру.

Енотов оказался в небольшой тесной комнате, тускло освещённой настольной лампой. В окне был виден мрачный пейзаж городских окраин. На стене висел портрет Грейсмана, на котором можно было разглядеть чёрные дырки с сильно обгоревшими краями. Енотов достал из кармана карту и молча показал её Шванцланге, стараясь при этом не смотреть на его огромный нос. Тот, увидев карту, заулыбался и закивал головой; нос его при этом покачивался.

– Ваше убийство, судьи, должно быть жалостью, а не мщением. И, убивая, блюдите, чтобы сами вы оправдывали жизнь! – произнёс он.

– Человек в костюме гриба обещал, что вы поможете мне проникнуть в замок.

– Ты сказал истину, Заратустра, – ответил Шванцланге. – Я не верю больше в себя самого, с тех пор как стремлюсь я вверх, и никто уже не верит в меня, – но как же случилось это?

Шванцланге поманил Енотова пальцем к шкафу и открыл его: там висел чёрный латексный женский костюм с логотипом корпорации Грейсмана на левой груди.