До революции, по социологической статистике, священническое сословие было самым неприступным в России. Но преступники и преступления все равно были. По-моему, обществу не до конца понятно, что священники могли и могут совершать преступления, быть за них судимыми, отбывать наказания. И – отстраняться от священства. Но вот парадокс – Церковь судят по законам идеала «а ну-ка предоставьте нам вашу безгрешность!» как раз ее записные критики.
Владимир Легойда:
Кто-то из непринимающих Церковь, конечно, живет в забетонированной предубежденности «знаем мы этих попов, они все…» и т. д. А кто-то – и это, на мой взгляд, лучше – требует от нас соответствовать идеалу и обеспечить свои слова своей жизнью.Парадокс: те, кто оскандаливает Церковь и смеется над ней, меряют ее по меркам образца. Может, это жажда того самого «света» по Евангелию: «Да светит свет Ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела…». Где ваш «свет», кричат нам, перечисляя ужасы.
Владимир Легойда:
Очень точное наблюдение. Но вот в чем дело: идеальный взгляд, как бы он ни был правилен и хорош, это как бы взгляд ребенка. Так ребенок считает, что папа самый сильный и умный, а мама самая добрая и красивая. А понимание, что священники не идеальны, это взгляд взрослого человека.Что, и Невзоров слегка дитя?
Владимир Легойда:
Ребенок может быть очень жестоким. Как правило, неосознанно. Здесь же, думаю, все вполне хорошо осознается.У меня тоже был в Церкви свой «детский период». Мне, например, вначале казалось, что монах… не может улыбаться. Хотя, когда человек обретает веру, это не меняет его личностных характеристик. Говорливый не становится непременно молчальником. Внутреннее содержание, конечно, меняется, но не все и не абсолютно.
Но всем нам надо – и в Церкви, и в жизни – проходить через момент взросления. И вот когда ты вдруг понимаешь, что и папа твой не самый сильный, и мама не самая красивая, – ты же не перестаешь их любить, правда? Церковь как собрание людей – несовершенна. Но Христос возлюбил Церковь, и мы, любя Бога, должны относиться к Церкви с любовью.
Надо любить людей с их недостатками.
Владимир Легойда:
Да. Но недостатков нет в Боге.Человек, всерьез понимающий Церковь, понимает, что она стоит святостью Христовой. И святостью подвижников, которая тоже – святость Христа, а не их собственные заслуги. Были в IV веке такие раскольники – донатисты. Они считали, что священники, выдавшие врагам во время гонений Диоклетиана на христиан священные книги, перестали быть священниками, а совершаемые ими таинства больше таковыми не являются. А блаженный Августин ответил им: поведение таких священников подкашивает авторитет Церкви, но не влияет на ее Истину. Потому что это Истина – Христова. Если Церковь – пространство божественного присутствия, божественной благодати, которую мы получаем в таинстве Евхаристии, то к этому ничего не может прибавить даже самый хороший священник. И ничего убавить – плохой. А священники, да, есть и хорошие, и плохие. Но хороших больше.
Но главное – наши грехи в Церкви как земной организации и сообществе людей не могут поколебать истины Христовой. Не могут сделать ее ущербной.
А вот церковные люди, обычные прихожане реже ждут увидеть в храме собрание людей образцового поведения. Самая частая метафора: Церковь это больница.
Владимир Легойда:
Но как много людей вокруг считают, что они здоровы и больница им ни к чему. Смотришь на критиков Церкви, видишь: не дураки люди, но так полны собою и какой-то громкой пустотой. Это такое состояние, в котором люди всегда проходят мимо Христа.Но все это не снимает ответственности и с нас. Наше – священников и мирян – несоответствие тому, к чему мы призваны Христом, конечно, бьет по авторитету Церкви. Здесь опять же прав Августин. Истина Церкви во Христе, а вот образ Церкви связан нередко с нашим, человеческим поведением. Слышал такую метафору: священническое одеяние как скафандр – быстро не побегаешь, движения плавны и неспешны. Так вот этот «скафандр» есть у каждого христианина. Должен быть.