И последовавшая дискуссия показала, что патриарх прав – представители всех традиционных религий России и христианских конфессий в нашей стране поддержали предстоятеля Русской церкви. Кроме того, принципу светскости и отделения Церкви от государства эта поправка никак не угрожает, ее формулировка просто констатирует факт: наши предки передали нам веру в Бога.
Владимир Познер подал голос «против». Что делать с атеистами, Конституция же защищает права всех.
Владимир Легойда: Когда принимался текст гимна, было ясно, что у нас есть люди, которые в Бога не верят, но это же нас не остановило от слов «Хранимая Богом родная земля».
По-моему, не надо требовать и ждать от Конституции мировоззренческой и ценностной нейтральности. И людям – политикам, преподавателям, журналистам – не надо бояться проявления своих мировоззренческих установок. Поверьте, угроза самодурства, которую все себе мнят, одинакова и со стороны верующих, и со стороны неверующих.
Среди аргументов тех, кто выступает против поправки о Боге, я вижу наследие советских атеистических десятилетий, почти убедивших нас, что есть ложное религиозное и подлинное научное мировоззрение. Эти слипшиеся отождествления надо как-то прерывать. Да, «научного мировоззрения» скорее всего нет у верующей бабушки, но его нет и у неверующей бабушки. А у академика, все равно, верующего или неверующего, научное мировоззрение точно есть. Так что незачем все представлять как переход с правильных научных позиций к религиозному мракобесию и темному Средневековью.
Атеистам же абсолютно ничего не грозит. Они, как и люди разных вер, равны перед законом. Вот здесь соблюдается полная нейтральность. Но когда начинается, например, воспитание, ценностная нейтральность уже невозможна. И кстати, никто не отказывает неверующим в наличии у них своих ценностей. Тем более что нравственные ценности очень похожи, и не только у разных вер, но часто и у хорошо воспитанных атеистов одинаковые нравственные ценности с верующими.
Но всем нам – и верующим и атеистам – надо понимать, что мы живем во время, когда обоснование нравственности не происходит по принципу «так положено». И молодые люди то и дело задают вопрос: а почему я должен это делать?
И мы в Церкви, например, не можем отвечать на это исключительно так: «Вы должны это делать, потому что так делали ваши бабушки и дедушки», для многих молодых это уже не аргумент. Но я вижу, что и для других религиозных традиций, и для нравственного неверующего человека это тоже вызов.
В безрелигиозной системе координат представления о нравственности договорные. Договоримся, что это хорошо, а это плохо, и всем будет спокойно. Но договоры трещат и ломаются. И боюсь, слова Достоевского «Если Бога нет, то все дозволено» будут все чаще вспоминаться и атеистами. Как бы его размышление в «Братьях Карамазовых» о том, что мы дойдем до пожирания людей, не перестало быть отвлеченным рассуждением.
Конечно, никто не наивен настолько, чтобы предполагать, что после поправки в Конституцию у нас люди сразу перестанут совершать дурные поступки. Конечно, нет. Но тем более важно упоминание Бога в Конституции как абсолюта, определяющего добро и зло.
О перемещении религии в центр жизни
Владимир Легойда: Продолжается ли замеченное нами возвращение Церкви в жизнь современного общества?
Конечно, продолжается, тенденции так быстро не меняются. Но, однако, это несет в себе свои риски и опасности, как показывает, например, украинская ситуация, где пока ничего хорошего от этого для Церкви не было.
И фокусировка политиков на религиозном интересе содержит в себе какой-то вызов. Мне кажется, что это связано с целым рядом макротенденций нашей истории. И одна из них – смерть проекта «Просвещение», о котором много пишут сейчас современные философы и политологи. Представление о человеке, как о нулевой величине, без роду, без племени, уверенность, что счастливая жизнь человека зависит не от культурных и религиозных особенностей, а связана с неким правильным устроением правильных общественно-политических институтов. То есть если все будет выстроено правильно, то все и будет хорошо.
Но в конце XX века мы поняли, что это все не так, и это понимание было одной из причин возвращения интереса к религии и обращения к ней, как к более долгому основанию человеческой цивилизации.
По мне так в какой-то мере оно было неизбежным. Мы все равно все оттуда и рано или поздно обращаемся к этим смыслам. В том числе и потому, что этот очень сильно меняющийся мир заставляет нас искать религиозные смыслы и по-новому проявляет их для нас.