На лестничной клетке мы помахали друг другу на прощание, и я сбежал к себе. Не мог уснуть. Лежал в кровати и скалился в потолок. Слушал диск, копию которого отнес ей. Его оригинал как раз перед уходом я обнаружил у нее на полке, спрятанный между книгами.
Расскажу вам, откуда появились мои шрамы: свежий на бедре и старые в голове, невидимые шрамы на мозге.
Я уже писал об этом: я солдат. Стационарный выпрямитель Рубежного полка, Вторая Люблинская рота Пограничья. Завербовала меня строгиня Михальская, через несколько лет после начала конфлакта.
Я читал в одной из групп на темной стороне Сети, что строгиня всегда вербует лично. Я так не думаю. Во-первых, ей бы тогда не хватило времени на планирование действий против чудеси. Во-вторых, я предпочитаю ощущать себя исключительным.
Это была одна из тех ужасных люблинских зимних ночей, когда метели превращают кварталы в бетонное кладбище. Меня разбудил стук в окно, скрип металла о стекло. Я раздвинул жалюзи и, хоть снег валил стеной, сразу все понял. Не мог скрыть возбуждения: ждал этого уже долго.
Фрегат польских сил Всемирного Союза тихо висел в десяти метрах от высотки, ровнехонько напротив моего окна. Он приглашающе выдвинул стальной трап, конец которого оказался в полуметре от парапета. Я выскочил и полез по трапу, сквозь метель, семь этажей над землей. Не ощущал холода, только жгло стопы, которые опирались о металлические перекладины – слишком холодные или слишком горячие.
Во фрегате было тепло и душно. Пахло сталью, маслом и чем-то еще, напоминавшем запахи в старом вагоне. Анонимные аэронавты провели меня на мостик.
Она была именно такой, какой я видел ее на сделанных украдкой, расплывчатых фото, вбрасываемых на темную сторону сети. Она, ее мундир, повязка на глазу, сопящие и попискивающие вокруг машины – все было единым целым. В тот торжественный момент, когда она произносила формулу вербовки, строгиня была плоть от плоти со всем, что случилось со мной во время конфлакта. Была войной.
Так меня и рекрутировали в выпрямители – и я начал ночные патрулирования района, стабилизируя скривицу, вылезающую окрест. Ищу следы чудеси и нейтрализую их.
Чудесь можно ощутить либо одним из чувств, либо всеми сразу. Чем хуже мне, тем сильнее я ее ощущаю. Усталость, страх, печаль делают всплески скривицы опасней.
Порой я ее вижу. Маленькие осьминожки под светом солнца на клумбе у дома. Но чаще замечаю ее ночью, в холодном электрическом свете дворовых фонарей. Грязь, текущая из стоков на тротуар и заметная только с определенного расстояния. Искривленные тени, словно бездомные псы, таящиеся за деревьями. Черные уродцы, исхудавшие пародии на людей, ловко бегающие высоко, по парапетам домов.
Порой я ее слышу. Чужие искривленные сообщения, перерабатываемые моим мозгом в информацию, которую я вдруг получаю, хотя так и не могу понять. Вой на церковной колокольне, приумноженный эхом пластинки. Плач младенцев, доносящийся издалека – словно из закрытого кипящего горшка. Злобные шепотки, вылетающие из труб, когда вечером я сижу на унитазе, и сопровождающие меня всю бессонную ночь, наполненную отвратительными образами.
Порой я ее чувствую. Унюхиваю. В инфицированной еде, в одежде, которую мне сразу же приходится снимать. В людях, рядом с которыми еду в лифте или мимо которых прохожу на улице, – и люди эти, пусть даже они ходят, говорят и дышат, уже мертвы. Гниют, пожираемые изнутри чужим захватчиком. Мне они отвратительны – но я их жалею.
Порой обнаруживаю чудесь в семантических структурах. Я не в силах этого описать. Не могу и не должен. Все искривляется. Слова и символы, их звучание, форма и содержание, воспоминание, образы, звуки, вкусы, запахи и связанные с ними ощущения – все, что в моей голове, что мной и является, все это меняется и искривляется, смазывается и изламывается, буквально идет на хрен. Секунды, минуты, часы. Все дольше и дольше. Мои собственные битвы, во время которых я – самый одинокий человек на земле.
И я сражался, несмотря на то, что становилось все хуже, и чувствовал: один из патрулей закончится так, как месяц назад.
Я возвращался с него глубокой ночью, после трех. Ощутил один из тех запахов – со спортивной площадки моей старой школы. Я направился туда и позволил застать себя врасплох, подставился, как малек. Странное движение в траве, я присел, чтобы проверить – и на меня брызнуло скривицей. Сильная доза, я сразу почувствовал, как она прорастает в ноге, высасывая из меня энергию, необходимую ей для роста.
Я знал, что это рано или поздно случится, но все равно чуть не наложил в штаны. Бежал домой со слезами на глазах. Отца не было, мать спала. Нужно было действовать не откладывая – в левом бедре переливался кипяток. Ощупывая обожженное место, я чувствовал там все более явственное движение.
Что делать, когда контакт со скривицей привел к прорастающей инфекции чудесью?
Ты должен быть к этому готов. Иметь под рукой набор для устранения зародыша.
Мой – разработанный на собственном опыте, советах отца и по мнениям, размещенным на темной стороне сети, – состоял из:
– пинцета;