— Понимаю, вы озадачены. — Произнес он. — В прошлые разы войну за наследие объявляли за год. Так поступали мой дед и отец, так хотел поступить и я. Но… Это не пустой ритуал. Война призвана выявить наиболее приспособленного, готового к… — ища нужные слова, отец раздраженно защелкал пальцами, — к неминуемым вызовам. Ведущий за собой других обязан встречать грудью любые испытания.
— Но хватит переливать из пустого в порожнее. — Улыбнулся наконец Кархеон, давая гостям понять, что пламенная речь близится к концу. Истинно, выслушивать бесконечные тирады не желали даже высокородные господа. — Война начнется в конце марта. И да умоются враги наши кровью солдат своих. — Закончил он родовым девизом и под негромкие аплодисменты спрыгнул с трибуны.
Дьявол, как же мне не хватало этих звуков. Размеренных, несколько ленивых шлепков ладонями вместо идиотского щелкания языком, принятого в Квархаде. Серьезно, существуют ли более идиотские способы поддержать человека? Разве что зарядить ему в лобешник здоровенным булыжником. Или, если не впадать в маразматические крайности, орать нечленораздельные звуки, точно бабуины из джунглей. Но обитатели северо-востока Партарики упрямо изображали стук лошадиных копыт. И если в исполнении одного жителя Доминиона стук языка о небо лишь слегка раздражал, то собравшиеся в одном месте человек десять гудели громче стаи саранчи.
Выяснить, в чем причина мерзкой традиции, я так и не сумел. Так же как и разобраться в огромном количестве прочих вопросов. Казалось бы, тридцать с лишним лет — срок достаточный, чтоб стать своим. Ан нет. Впитанные с молоком матери привычки и манеры застряли в сознании словно муха в янтаре, а любые расхождения с обыденностью вызывали исключительно негатив. Может и правильно. Переламывать себя о колено конечно тяжело, но возможно. Вот только после сотни таких процедур получится уже совсем иная личность. Смысл терять себя ради…
Не подобрав формулировку, я тяжело вздохнул. Сложно искать верный путь, когда одна из дорог неизвестна, а вторая ведет в никуда…
— До последнего момента, — подкравшийся сбоку Реон не стал заморачиваться даже минимальным этикетом вроде кивка головы, — я был убежден: все эти россказни про ловлю на живца — не более чем пустой треп.
— Увы. — Пожав плечами, я ответил жрецу взаимностью, так и оставшись стоять вполоборота к нему. — Лаорхисиды не могут себе позволить, как вы выразились, пустого трепа. Львы не живут без гривы.
— Избавь меня от идиотских поговорок. — Скривился Темный. — Я пришел не соревноваться в остроте языка.
— В таком случае чем обязан визиту?
— Храм не поддерживает нашу авантюру. — Лицо Реониса исказилось еще сильнее. Еще миг, и оно вывернулось бы наизнанку от раздирающей изнутри ненависти. — Совет больше не намерен искать Коллекционера. Эти олухи решили, что убитый тобой голиаф и был маньяком. Даже выкатили гениальную версию, будто его нечеловеческая природа и привела к помрачнению рассудка!
— А саркофаг?
— Просто антураж.
— Горевестник… — Прошептал я одну из знаменитых кличек жреца. В который раз в своей жизни он принес плохие новости?
— Именно. — Злоба покинула небритую физиономию собеседника, уступая место тщательно скрываемой боли. — Они выносят приговор, я приношу дурные вести. И делаю всю работу. Как обычно… В любом случае, я не отпущу мясника. И пока ты будешь выманивать его, я пойду по следу.
— Будто у нас остается иной выбор…
— Вот и договорились. — Не желая дослушивать, Реон зашагал в сторону пристани, одним своим видом заставляя зевак освобождать дорогу. Не бедняков, привыкших унижаться. Виднейшие люди города отступали при приближении охотника на демонов. И дело было вовсе не в умении убивать. Держу пари, потеряй он обе руки, и толстосумы все равно не рисковали бы встречаться с ним без особой необходимости. Скорее, подослали бы ассасинов и до самого утра тряслись в ужасе, что кто-нибудь предупредит жертву.
Странная штука харизма. В большинстве разговоров ее упоминают лишь в положительном ключе, но бывают и исключения. И попробуй угадай, лучше ли обаяние холодной ауры страха… Я бы предпочел первое, но кто даст возможность выбирать?
— Малыш Ао. — Старый Тит под руку с Инси занял освобожденное храмовником место. Перед ним тоже расступались, но лишь из-за почтения к возрасту. — Девочка говорит, ты берешь ее на войну.
— Девочка говорит правду. — Кивнул я, поверх голов глядя на спорящих о чем-то братьях, готовых сцепиться задолго до назначенной даты. Обстановка накалялась, и хотелось верить в способность отца держать родню в стальных тисках.
— Она — рабыня, — грустно пробормотал главный слуга, — но неужели ты столь глуп и жесток, чтобы выбрасывать жизнь наивного ребенка словно порванную рубаху?
— Разумеется нет…
— Я могу сражаться! — Влезла в диалог луамка и, тут же смутившись, втянула голову в плечи и заговорила куда тише. — Я правда могу. Меня несколько месяцев обучали.
— А твоих соперников — несколько лет!
— Но наставники говорят, я очень талантливая… — Под взглядом старика девушка оробела настолько, что наверняка бы убежала, не держи того под руку.