Всадник для дракона (СИ)

— Хорош-ший пр-ростор для полета мысли! — издевательски прошипел дракон, снова опускаясь на припорошенную инеем землю. — Кем бы ты был, если бы не я? Чем бы занимался, если бы Рокса не подсказала идею насчет объединения потоков? Такие, как мы, ищут цельность не только в себе, но и в носителе, инкуб! И тот, кто расщепил свою личность, став душевно больным, нас не интересует!

Я прикусила губу, заметив, что, помимо плечей, у лорда Эреноя напряглась и спина, а сам он горько усмехнулся.

— Учту на будущее. Оказывается, это не я тебя из Бездны вытаскивал, а ты меня спасал от страшной участи?

— ВОТ ИМЕННО! — рявкнул Рэн, да так, что с соседних деревьев облетела добрая треть листвы. — А ты вместо этого мне чем отплатил? Пренебрежением! Сомнением! Тюрьмой! И теперь покушаешься на Пламя?!

Инкуб напрягся еще больше.

— Это произошло случайно. Я никого не принуждал.

— И как, понравилось? — ядовито прошипел дракон, глядя на него сверху вниз. — Хорошо обжегся? Достаточно? Почувствовал, каково это — заживо сгорать изнутри и не иметь ни единой возможности загасить этот огонь?! Разве ты не знал, что Пламя — удел исключительно драконов, Кай? Хотя кое в чем ты прав — оно точно не для тебя. Сколько Хейли тебе отдала?

Лорд Эреной вдруг отступил на шаг назад.

— Немного. Искру… может, две…

— Мало! — мстительно заметил Рэн. — Надо было еще парочку, чтобы ты гарантированно спекся!

Я сдавленно охнула, кинув на спину лорда-директора испуганный взгляд. Боже… ему что, было больно?! От того жара, что я ему отдала?! И все те разы, что я испытывала тепло, его ВСЕГДА обжигало мое дыхание?! Точно так же, как меня когда-то резал его холод?!

«Мы же разные… — с ужасающей ясностью вдруг поняла я. — Наши силы настолько разные, что с трудом уживаются друг с другом. Его лед и мое Пламя не могут существовать вместе! Когда он был сильнее, постоянно страдала я, а теперь стало ровным счетом наоборот…»

Я лихорадочно порылась в памяти, силясь понять, с какого времени питание превратилось для инкуба в пытку, и похолодела: лорд Эреной резко ослаб после ментального поединка с драконом того Всадника… Роса, кажется? Чуть раньше Рэн принялся изучать его защиту и, по словам, нашел какие-то изъяны, позволяющие сдерживать аппетиты лорда. Затем я его лечила… самозабвенно, радостно, с достойным ведуньи упорством… и никак не могла понять, почему милорд так отчаянно противится помощи! Сперва решила, дело во мне — не доверяют. Потом оказалось, что виноват киринол. Но, как выяснилось, проблема заключалась не только в этом — просто Пламя с каждым днем становилось все сильнее. Как и мой дар. Чем больше меня пили, тем быстрее я накапливала силы. И горящий внутри меня огонь… то самое тепло, с помощью которого я отчаянно боролась с чужим холодом… однажды сумел его перебороть. Стал, наконец, сильнее. После этого инкубу пришлось выбирать: или отказаться от моей помощи и медленно умирать, или же… научиться терпеть.

И он выбрал. На свою беду. Но, как обычно, ни словом не обмолвился. Да и вряд ли он бы позволил себе признаться, какая ожесточенная борьба все это время происходила между ним и почуявшим силу драконом. Не удивлюсь, если заключенный между ними договор подразумевал мое полное неведение. Другой причины для упорного, а порой и глупого молчания просто не было. Но милорд и о нем ничего не сказал. Не прекратил занятий. Лишь стал сдержаннее, терпеливее да сократил размеры глотка.

И Рэн знал об этом. Смотрю на него и с ужасом понимаю — действительно знал. Вот в чем заключался его план образумить милорда и сделать меня менее уязвимой для его голода: боль… вернее, ОЧЕНЬ сильная боль. Та самая надежная цепь, способная сдержать даже обезумевшего от жажды зверя.

Я совершенно другими глазами посмотрела на верного «друга».

Выходит, так ты решил отомстить ему за свой плен? Посадил инкуба на ту же цепь, которую некогда пристегнули к твоему ошейнику? Неужели ты обманул меня даже в этом, Рэн? Неужели все твои слова о прощении были ложью?

«Драконы — крайне рациональные существа. И очень расчетливые, — внезапно вспомнилось мне. — Мы живем, подчиняясь законам целесообразности, велениям разума, а не сердца. И нас мало тревожат обычные человеческие эмоции… Нас никогда не терзает страх. Не мутит разум ярость. Мы делаем лишь то, что считаем нужным, и не скупимся ради этого ни на какую цену. Мы действительно равнодушные… ко всему. И в нашей душе нет того огня, который заставляет метаться по миру в поисках чего-то несбыточного…»

От последнего, самого горького озарения у меня подкосились ноги.

Рэн… как ты мог так со мной поступить?! Как ты сумел стать для меня самым родным и близким существом, если в твоей душе нет сострадания? Как искусна была твоя игра. Как ловко ты манипулировал моим доверием. Как умело утаивал, как много недоговорил… а я любила тебя, Рэн… не замечая ни твоей жестокости, ни холода, ни того самого равнодушия, которое хуже смерти. Просто любила. И теперь мне больно сознавать, как жестоко я в тебе ошиблась.