Все больны, всем лечиться

– Вы сейчас не поймёте…

– А вы попробуйте объяснить.

– Не думаю, что эти знания понадобятся вам в первый раз. А если попадёте во второй, то сами всё уже знать будете. Главное, помните – и сейчас, и потом: в эту дверь выходить нельзя. Иначе автоматом проиграете.

– А в ту? – я показал на вторую дверь, ничем не отличимую от той, возле которой мы стояли.

– А в ту вас не выпустят. Через неё просто так не выходят.

– А как выходят?

– Хм, с помощью родственников.

Я помолчал.

– У меня их, похоже, нет.

– Очень жаль, – сказал старик.

– Что это за место, можете вы мне сказать?

– А вы разве не поняли?

– Нет, не понял. И вряд ли пойму, если все и дальше будут говорить полунамёками.

– Это ваша голова.

Помедлив, я спросил:

– В каком смысле?

– В метафорическом! – фыркнул старик. – Конечно, в прямом. И чем скорее вы это осознаете, тем скорее выйдите отсюда.

– Без рук.

– Уж таковы правила.

– Что Отрубающий руки делает с руками больных? Сушит и развешивает на манер связок лука в сарайчике?

– Не смешно. Он тоже играет, но не потому, что ему это нравится. Он вынужден рубить руки и головы.

– Почему?

– Потому что мы заставляем его делать это.

Старик посмотрел на меня так выразительно, что я постарался вникнуть в смысл его взгляда, однако не преуспел. Я был в дурдоме, это точно. Понять что-то или кого-то здесь значило потратить время даром.

Пока я смотрел на дверь, старик ушёл.

Определённо, эта дверь не походила на врата в ад или рай; судя по отсутствию замочной скважины, она даже не запиралась (разве что с обратной стороны её имелся вставленный в опорные кольца брус). Обычная крашеная дверь с гладкой бронзовой ручкой. Край у ручки был чуть надколот.

Перейдя ко второй двери, я обнаружил, что она является клоном первой. Даже жирный слой краски сбоку казался сделанным по одному шаблону.

Если я у себя в голове, значит, могу сам себе приказать выпустить меня из больнички, верно?

– Только не через эту дверь, – сказал из-за моего плеча Дикий. – В неё мёртвыми выходят.

Я обернулся.

– Тут один дедуля что-то про родственников говорил. Тебе что-нибудь об этом известно?

– Ну, я бы не стал полагаться на суждения всяких… дедуль. Я вот что тебе скажу…

Тут он подошёл ко мне вплотную, и вместе с запахом больницы до меня донёсся запах коньяка.

– Я здесь подольше тебя, посмотрел всякого – как рубят, как выносят, как сидят без рук, – но чего я никогда не видел, так это как отсюда уходят своими ногами и при руках. И ни разу я не видел, чтобы открывали вторую дверь. Открывают только ту, за которой свобода – это они говорят, что свобода, – но на что свобода безрукому или, того хуже, безголовому? И знаешь что я по этому поводу думаю?

Он огляделся по сторонам украдкой, словно боялся, что его кто-нибудь услышит, и тихо проговорил:

– Что нет никакого правила, чтобы выходить только без рук или без головы.

– Я нифига не понимаю, – так же тихо признался я.

– Они играют с нами. Отрубающий руки и сестрички. Они придумали правила и внушили их нам, чтобы мы не смели и шагу без этих правил ступить. Не ходи в эту дверь, не суйся в ту, понимаешь?

– Половину.

– А на самом деле мы спокойно можем выйти в первую дверь.

– Почему не в эту?

– Эта заперта.

Я посмотрел на дверь ещё раз.

– Тут нет…

– Ага, нет замка. Но она всё равно не открывается.

– Откуда ты знаешь?

– Я пробовал открыть её. Нажимал ручку. Толку – ноль.

– И что, ты делал это у всех на виду?

– Я похож на идиота?

Более чем кто-либо.

– Я пробрался сюда ночью. Никого не было. Никто не следил за мной. Подошёл к этой двери и попробовал открыть. Не смог. Тогда я вернулся в палату и всё хорошенько обдумал. Так я пришёл к выводу, что нас обманывают.

Он смотрел на меня прищурившись, и очевидное не сразу пришло мне в голову.

– Почему ты не попробовал открыть первую дверь тогда же?

– Включи мозги. Я был уверен, что стоит мне коснуться её, как явится Отрубающий руки и снесёт мне что-нибудь, так что если я и перешагну порог этой двери, то только в расчленённом виде.

– Тогда я не понимаю, почему сейчас ты думаешь иначе.

– Знаешь, где сажают на цепь собак? У мест, где хранят что-то ценное.

– И что?

– Там действительно свобода. Они охраняют её от нас, потому что не хотят, чтобы мы получили её за просто так. Короче. Я хочу сбежать. Сегодня же. Ты со мной?

Я вытаращился на него. Прочистил горло.

– Какие гарантии? – спросил тихо.

– Никаких.

Я подумал. Старик сказал, отсюда не выбраться с руками. А если Дикий прав? Если всё дело в веришь-не веришь?

– Я с тобой.

– Хорошо. Моя палата по соседству с твоей. Я постучу в стену, когда надо будет идти.

– А другие не услышат?

– Нет. Ни у тебя, ни у меня соседей нет. Действовать надо будет быстро.

– Слушай, а почему ты раньше не сбежал?

Дикий на мгновение замер. В его взгляде образовалась какая-то сиротливая пустота – как будто он вспомнил, что дома не выключил утюг.

– Я боялся, что меня заметут, – наконец выжал он из себя.

– А сейчас не боишься?

– Сейчас не боюсь.

И не стал пояснять, предпочтя уйти в другой конец залы. Последнее, что я услышал от него – «жди сигнала».