Все, что мне дорого. Письма, мемуары, дневники

Новый век мы начинаем с новым парламентом, который недавно проголосовал за новую символику: герб, флаг, гимн, и как в былые добрые времена на съездах большевиков можно было наблюдать сияющие, прямо-таки наполненные счастьем лица коммунистов, да и не только их одних. А как дружно поднялись в едином порыве наши славные губернаторы из краев и областей, когда прозвучала в зале новая (старая) музыка Александрова. Подумалось: вот сейчас, сию минуту грянут хором: «Партия Ленина, партия Сталина, мудрая партия большевиков…» Не грянули, до поры сдержались. Но завтра они поедут по регионам и областям и понесут старые песни о новом в народ, который, безусловно, их поддержит. И прозвучит с трибун привычное: «Этого требует народ».

Бедный народ, кто только от его имени не вещал. И все знают, кроме него самого, что он хочет. А он хочет, чтобы его оставили в покое. Да его и оставили, и бросили, если уж МЧС исполняет роль истопников, спасая детишек Дальнего Востока от мороза, в то время как слуги народа репетируют новый гимн. Это с их слов наш народ (великий, могучий, непобедимый и т. д.), выстраивая свой двадцать первый век, лепит его с двадцатого. Как будто мало ему было крови, от революции и Гражданской войны до сталинских репрессий и ГУЛАГов? «Народ, ты одурел?!» – выкрикнул однажды в сердцах честный гражданин Юрий Корякин. И был бы прав, если бы сказал чуть иначе: «Народ, тебя же дурят!»

Но я мысленно возвращаюсь к залу, встающему под звуки будущего гимна, зацепившись взглядом за случай на первый взгляд малозначительный, когда президент Николай Федоров из Чувашии, в отличие от остальных, не встал под музыку Александрова. На телеэкране это занимает несколько секунд: вскинувшийся в едином порыве зал, монолит, твердыня, а он, такой скромный, посиживает себе, листает какие-то бумажки и делает вид, что вся эта комедь его не касается. А впрочем, я совсем не уверен, что все губернаторы жаждали стоя слушать бывшую партийную музыку. Среди них я встречал достойных и серьезных людей. Но при этом допускаю, что не у всех хватит запала противостоять остальным, когда поведение уже диктует не разумная логика – закон толпы. Кто же не помнит, как на бывших партийных съездах зал вихрем взмывал вверх, когда выходили на трибуну товарищи Сталин, Хрущев, Брежнев. Десятками минут длилась восторженная овация.

Там уж точно не было сидящих. Ни одного. Это наше, наше обретение, бесценное, в знак протеста не вставать, и оно, конечно, принадлежит двадцать первому веку. Я почему-то верю, что когда-нибудь пройдет затмение и мы захотим думать о себе чуть-чуть лучше, мы снова покажем в хрониках этого одиноко сидящего человека, среди сплоченной над его головой стихией толпы, И нам, конечно, вспомнится: так стоял одиноко Андрей Сахаров перед ревущим залом, так Борис Ельцин, исключивший себя из коммунистов, покидал под негодующими взглядами съезд, так ранее Солженицын бросал из своего одиночества правду в ответ на единодушное газетное осуждение, так выходили на Красную площадь во время советской оккупации Чехословакии Лариса Богораз и ее друзья. И разговор вовсе не о том, что не сегодня завтра подкатит «воронок» и загребут невстающего Федорова на Лубянку. Сейчас даже Жириновского не отводят в участок. Но пора, давно пора, как наставлял великий Толстой, оценивать гражданские деяния не годами ссылки, что привычнее, а, скажем, мерой совести, чести, боли за прошлое или стыдом перед детьми и внуками за происходящее сейчас, в том же парламенте. И тогда вдруг осознается, что мы хоть и тащим на ногах старую грязь, входя в не испоганенный еще, чисто кристальный, сверкающий, как мечта, Новый Век, как в новую квартиру, но принеся с собой для души Библию, Баха, Шекспира, образ Матери, образ любимой Женщины и примеры гражданского мужества, не сможем не быть другими и чуть лучше. А значит, наши дети, глядя на нас, прибавят к этому багажу что-то свое, новое, и будет реять над Россией их флаг, и прозвучит их музыка, их гимн, под который я встану вместе с Николаем Федоровым.

Приглашение на казнь