Все, что мне дорого. Письма, мемуары, дневники

Это не я придумал название. И даже не Набоков. Это придумали те, кто придумал вообще убивать людей. Римляне развлекались гладиаторами-рабами, что убивали друг друга. Сенека писал: «Случайно я попал на представление около полудня; я ожидал игр, шуток, чего-нибудь такого, на чем глаза могли бы отдохнуть после кровавых зрелищ. Ничего подобного: все предыдущие бои казались кроткой забавой. Происходило человекоубийство во всей своей жестокости. Именно такое зрелище предпочитает толпа. Утром людей отдают на растерзание львам и медведям, а в полдень самим зрителям. Они любуются… Но скажут, этот человек вор! Так что ж, он заслуживает виселицы. Этот убийца! Всякий убийца должен понести наказание. Но ты, что сделал ты, несчастный, за что тебя заставляют любоваться подобным зрелищем? «Плетей, огня! Смерть ему!» – кричат зрители… Что ж, чтобы приятно провести время, пусть убьют еще нескольких. Римляне, неужели вы не чувствуете, что зло падет на головы тех, кто его совершает?» Римляне не слышали, и Рим, как известно, пал. Но никто ничему не научился. На Руси развлекались, приходя на площадь, чтобы насладиться работой палача. Не случайно польский сатирик Ежи Лец не без горести констатировал, что каждый век имеет свое средневековье.

Я бы продолжил эту мысль, что наше средневековье воплощается во многом невежеством и тягой к варварским временам. Не случайно сто лет назад русский философ Владимир Соловьев сказал: «Смертная казнь – последняя важная позиция, которую варварское уголовное право (прямая трансформация дикого обычая) еще отстаивает в современной жизни». Это он о России. Отличительной нашей чертой, а может, менталитетом, является патологическая склонность к уничтожению себе подобных. И в этом плане каждый новоизбранный у нас парламент выдвигает определенную когорту лиц, в данном случае депутатов, которым давно хотелось бы погреться у костра, где сжигают еретиков.

Вообще-то известно, что и в других, даже вполне цивилизованных странах возникает время от времени призыв толпы к возврату смертной казни, обычно это бывает перед выборами или по поводу очередного пойманного маньяка. Но не казнят. Что же такого произошло в России, что по истечении всего четырех лет отсутствия казней нам так остро не стало их хватать? По истории известно, что славные традиции от Ивана Грозного до Петра, при которых головы рубили почем зря, веками держались на Руси, и долго, дольше других народов, не могли мы умиротвориться (императрица Елизавета, первой в Европе запретившая казнь, не в счет), но лишь золотой девятнадцатый век принес освобождение от виселиц: за сто лет казнили сто пятьдесят человек.

Но вот уже в начале двадцатого опомнились, и при последнем царе Николае, после революционных событий пятого года расстреляли четыре тысячи человек. И началось. Зло пало на головы тех, как предупреждал Сенека, кто его совершает: большевики вернулись к первобытным способам наказания, и столетняя норма в мирное время двадцатых-тридцатых годов подчас перекрывалась одним днем. Новая власть в России напоила народ его собственной кровью, да так, что он в ней чуть не захлебнулся. Лишь в конце века, ровно через сто лет после прекращения в России казней (это было в 1891 г.), мы стали вроде бы осознавать, что пора бы опомниться и прекратить убийство государством беззащитных граждан, вот и Европа с этим покончила, и ничего, не рухнула и даже стала гуманней и уж куда добрей нас. А что до Ирана или Африки, на которые у нас ссылаются и которые до сих пор забивают преступников камнями и зарывают в землю даже за измену мужу, или мелкое воровство, или даже за хулу Аллаха, то это далеко не тот идеал, к которому мы, кажется, стремимся.

Если только мы стремимся. А вот группа «Народный депутат» (звучит-то как!) и ее лидер Геннадий Райков обращаются к президенту с желанием снова вернуть России любимое занятие. Так что же заставляет нас опять так страстно желать новых казней? У многих, если подумать, окажутся свои резоны для возвращения к былым временам; депутатам нужна популярность, ибо с непопулярными законами, которые они напринимают в парламенте, избиратели не пустят к себе в губернии, а то и камнями закидают, а всяким партийным деятелям можно нажить на призывах к казням большой политический капитал. О правоохранительных органах и говорить нечего, им с руки вернуться к привычным формам расправы: следователям будет снова легче добиваться у заключенных – под страхом вышки! – самооговоров, а казнь скроет ошибки следствия; да прокуратура наконец воспрянет, вспомнив, что были и другие Скуратовы, не чета нынешним, тот же Малюта, у которого всегда есть чему поучиться. И мафиози с крестными отцами поддержат начинание, чтобы вместо себя отправить на казнь тех, кто меньше наворовал, а потому не сумеет откупиться, да свидетелей таким способом удобно ликвидировать. А властям всяких рангов станет сподручней расправляться со своими политическими противниками.