Все, что мне дорого. Письма, мемуары, дневники

«…Позвольте у Вас спросить, Вы когда-нибудь смотрели на небо? Если да, должно бы хоть чуть колыхнуться сознание, неужели Вы там, при Президенте, имеете такие холодные сердца, как на нашей Угловой – батареи, которые всю зиму не топятся? Это же преступление, заморозить живых людей… Уже второй раз приехал Шойгу, чтобы разобраться, кто виноват, а мне повезло, что у мужа моего были брюки ватные, они с сыном на рыбалку ходили, так теперь я сплю в них, а до туалета не успеваю доходить, холод все выжимает. Я не за то, чтобы кого-то осудили, а за справедливость. Ведь Наздратенко тоже не строил те дома, в которых лопнули трубы, и не давал заявку на такой мороз, который в этом году. Он стрелочник. Ведь дома строились при Советской власти, тогда были Советы, а теперь демократы. Поэтому не смешите людей и подойдите к этому вопросу серьезно и правильно. А то судите судом на ощупь и ругаете без вины виноватых лишь потому, что Наздратенко не имеет рентгеновских глаз и не узрел, какие трубы двадцать лет назад проложены в хрущевках. Так хочется завыть от обиды: умные вы люди, но почему вы других ставите ни во что? Смешно, даже более чем смешно. Так хочется Вас спросить словами из стихотворения, да где же Вы душу-то потеряли? Я человек невысокого ранга, но пока еще живой, а скоро по Вашей милости замерзну, ведь мне эти ватные брюки негде сушить, ни света, ни тепла в доме нет, картошка замерзает. А я есть хочу, и варю я ее в кожурках и как свинья так и ем, что делать, ни совести у вас, демократов, ни жалости. У нас, кстати, на Угловой выборы скоро – девять кандидатов, один другого лучше, а тот, что был мэром, в дурдом подался, ему врачи справку дадут, что дурак. А вот мне не дают справку, что больная, ведь я же безденежная, не наработала на взятку за пятьдесят лет работы. А те деньги, что получала за мужа за убиенного на осиротевшего сынка, так их государство взяло. А сына посадили якобы за украденную шубу. Я не ропщу, я хочу лишь знать, какую такую беду сделал мой сын для Родины, он разве кого убил или предал? А вы, люди, спите и не хотите проснуться, ведь мне плохо, и моя ошибка лишь в том, что я работала не столько, сколько нужно, а в три раза больше, а теперь как дура не могу добиться правды. Она, как говорят, была, да вся вышла. Нет слов, одни слюни. А меня вот угнетает вопрос, кто создал мне такую жизнь? За что? Чужой человек мне не поможет, а сын как воздух нужен в колонии, да слава богу, там хоть свет не отключают, а у нас его по 12 часов нет, а газету откроешь – частушка про Наздратенко: «Даже в чумах у эвенков есть тепло и даже свет, а у нас при Наздратенко привилегий таких нет…»

Я вот лежу, взяла у соседей каталог, по которому книги выписывают из вашей столицы, где грамотные и деловые люди работают, и в том каталоге – «Эротические частушки», «Русская сексуальная культура» – серия, «Улица Красных фонарей», «Две девицы и Париж» и многое другое, а я узрела книгу «Психологический лечебник» и написала главному редактору Соловьеву, чтобы прислал мне эту книгу. Мне, значит, пришел ответ, что печатают энциклопедию из 22 книг, а я ответила, что человек я больной и мне нужна одна книга, лежу под одеялом и рада, что буду читать этот лечебник, хоть, может, сына дождусь, а не сорвусь на подвиг, не выйду на балкон, чтобы покончить с жизнью кипучей. Так думала, что у вас в Москве все честные люди, как редактор Соловьев, от которого почтой приняла первый том, а остальные книги 22 тома мне надо выкупать. У меня спрашивают, зачем, мол, заказывала, но как докажешь, что редактор или пьяный, или слишком ученый попался, что не понимает, что нормальным людям 22 книги совсем не нужны, и еще поблагодарил, что я, инвалидка, проявила интерес к этим книгам. Хоть окай, хоть акай, а энциклопедию-то пришлют, осталось поблагодарить и снова в ватные брюки влезть, хоть они и не высушенные, и песню запеть: а ты такой холодный, как айсберг в океане… Но не петь, а выть волчицей охота и плакать горькими слезами: спасибо, мил человек, в могиле буду вспоминать добро Ваше.

Я первый том отослала в Думу Селезневу, авось за дуру не сочтет и не решит, что бабка чокнулась и от дел отрывает, и поймет, что вместе с редактором Соловьевым наделали делов на всю мою пенсию 175 рублей. А это и есть издевательство над старым и больным человеком, и такого редактора надо судить, а не моего сына. Но редактора судить не будут, он москвич, и в доме и свет, и тепло, и его мать не инвалид и не штукатур, как я. Вот тебе и ладушки. А Вы, если любите говорить по телефону, так вот передайте, что всю энциклопедию не смогу выкупить. Конечно, если бы у меня были деньги, я хотела бы получить еще и книгу о российской элите («Психологические портреты» – ведущие журналисты России о «кремлевской кухне»), чтобы узнать, что почем и кто обо мне так радеет, но пенсии не хватает и на лекарство, и на дырявые штаны, тут не до интереса про Чубайса, самой бы выжить. Да и толку-то от них, собака лает – ветер относит. С уважением, Мельникова М. С.»