Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.

Ты говоришь об «Оро», Но при этом впадаешь в несколько ошибок. Во-первых, тебе известно лишь несколько отрывков из этой вещи и ты не знаешь не только замысла в целом, но даже и первой, написанной, песни. Во-вторых, ты впадаешь в обычное заблуждение читателей, спешащих отождествить одно из действующих лиц произведения с автором. Но, ведь, если произведение не натуралистично, а истинно творческое, то автор отображает свой внутренний мир не в одном лице, а во всех, т. к. в противном случае часть их, не будучи связана с основной интуицией произведения, была бы бесполезным балластом. А с другой стороны ни одно из лиц не выражает автора целиком: все они в живом взаимодействии дают внутренний мир автора в его движении, а потому — и реальности.

Кто такой Оро? — И я, и Вася, и ты, и Мик, и Мих. Фарадей и многие другие. Кто странник? Частично б.м. и я, но очень частично, а гл<авным> обр<азом> один знакомый. Кто отец-орочон? Частично я, значительно больше — другие, мне известные, много — мой отец. Кто мать Оро? — Отчасти мама, отчасти моя тетя Юля и др.

И наконец, в третьих, ты не замечаешь (полагаю в этом виноват автор) бодрого тона, данною размером и ритмом, и бодрой идеологии, которая раскрывается в преодолении обратного мироощущения, а не в простом незамечании всего, что может ослабить дух и вести к унынию. Это — древнеэллинское понимание жизни, трагический оптимизм.

Жизнь вовсе не сплошной праздник и развлечение, в жизни много уродливого, злого, печального и грязного. Но, зная все это, надо иметь пред внутренним взором гармонию и стараться осуществить ее. Оро проходит чрез ряд тяжелых обстоятельств и испытаний, но проходит чрез них для того, чтобы окрепнуть, чтобы выработалось его мировоззрение, чтобы он сделал научный подвиг — дал новый подход к природе, новое конкретное реалистическое понимание мира, в противовес безжизненному, отвлеченному, призрачному.

4–5 июля 1936 r., А. М. Флоренской

Несколько раз я посылал Мику стихи, доходят ли они до вас и доходят ли до вашего сознания. Ведь они автобиографичны и гено-биографичны, т. е, передают основные свойства нашего родового мышления (генос — род); поэтому мне хотелось бы, чтобы вы видели в них не просто стихи для развлечения, а итоги жизненного опыта, которые могут быть полезны как направляющее начало в работе и жизни.

«Священник не снявший с себя сана»

Прошли годы, выросло два поколения наших соотечественников. Палачи тщательно стирали следы своих преступлений. Они рушили бараки, ровняли с землей могилы, жгли документы, смывали невинную кровь кровью своих сообщников. Так что будто ничего и не было. Не было БАМЛАГа, Беломорканала, СЛОНа и СТОНа. Но было. И подобно тому, как вечная мерзлота исторгает из земли в оттепель истлевшие корни деревьев, камни острогов и обрывки колючей проволоки, так и река времени неизбежно выносит в поток вечности свидетельства о жизни, ставшей житием.

Теперь нам известны события последних месяцев жизни отца Павла Флоренского и обстоятельства его мученической кончины. Последнее письмо от з/к Флоренского П. А. пришло в Загорск 19 июля 1937 года. На запросы было сообщено, что Флоренский П. А. снова осужден «сроком на 10 лет без права переписки». И всё. Два десятилетия неизвестности и… надежд. Поминали всегда «О здравии». Новое сообщение о судьбе осужденного з/к Флоренского П. А. было получено в связи с возбуждением дела о его реабилитации. В свидетельстве о смерти П. А. Флоренского, выданном Невским ЗАГСом г. Ленинграда 3 ноября 1958 года, сообщалось, что реабилитированный П. А. Флоренский умер 15 февраля 1943 года. Эта дата соответствует сроку осуждения в 1933 году на 10 лет, но она близка и к датам смерти, которые указывали при реабилитации в 50-е годы. Хотя дата эта и вызывала сомнения, но теперь поминать о. Павла стали «За упокой» и по просьбе Анны Михайловны Флоренской был совершен наместником Троице-Сергиевой Лавры архимандритом Пименом (Хмелевским), позже архиепископом Волгоградским и Саратовским, чин погребения.

«Вы спрашиваете о подробностях погребения о. Павла в Лавре (заочном), — отвечает 29 апреля 1987 года Высокопреосвященный Пимен в ответ на вопрос В. А. Никитина, родственника Флоренских, церковного публициста. — Мне уже трудно вспоминать подробности. Пришла ко мне Анна Михайловна Флоренская (я был наместником Лавры) и сказала, что получила откуда-то справку, в которой говорилось, что П. А. Флоренский умер в 1943 году. Она просила отслужить погребение. Погребение я отслужил в Духовской церкви Троице-Сергиевой Лавры 15 декабря 1959 года (П. В. Флоренский вспоминает, что это происходило в Трапезном храме. — Ред.) Присутствовали при службе: Анна Михайловна, Кирилл Павлович, Павлик, Ваня (второй сын Василия Флоренского. — Ред.), Наталья Ивановна, Ольга Павловна, Саша, Маша и Анна Васильевна. Затем они все были у меня в покоях, что-то рассказывали (уже не помню что, но много житейского, из своей жизни)».