Все имена птиц. Хроники неизвестных времен

– Ну и ну! – говорит Августа. – А что это?

– Иезекииль. Бог его знает, что он там в виду имел…

– Нет, Гершензон на что намекает?

– Не знаю… четыре колеса… Что-нибудь передвижное… может, такси? таксопарк?

– А мне кажется, – говорит Августа, – тут все дело в глазах… Клиника Филатова?

– Так я пойду? – спрашивает Изя, тихонько пятясь к двери. – А то мама волнуется.

– Э нет, – спохватывается Ленка, – так дело не пойдет… Завтра с утра встречаемся… будем колеса с глазами искать – он же ясно сказал! Где мы встречаемся, Августа?

– Может… э-э… Мне что-то больше не хочется на остановке…

– У памятника Пушкину? На бульваре?

– Ну, это подойдет. Там проезд закрыт.

– Ты слышал, Изя? У Пушкина, в десять утра.

– Ну нет, – мальчик Изя всем телом налегает на дверь, – это уж без меня. Мне на сольфеджио надо. И вообще…

– Изенька, ну ты же сам видишь… без тебя он не хочет. Мы ему уже вот так… ну хоть разик еще… это же уже безопасно…

– Безопасно! Как же!

– Ты же сам напросился…

– Так это с утра было.

– В лицей, – замогильным голосом говорит Августа, – можешь больше не приходить.

– Да что вы, тетя…

– Какая я тебе тетя, выродок! Я вот прямо сейчас маме твоей позвоню…

– Ладно, ладно, – шмыгает носом Изя. – Не надо маме… Приду я к Пушкину, приду. Только сейчас выпустите.

– Выпусти его, Августа, – говорит Ленка.

Августа молча вынимает ключ из кармана и идет отпирать двери. Ленка воровато открывает книгу, тычет наугад пальцем в строчку и осторожно заглядывает:

«Женщина безрассудная, шумливая, глупая и ничего не знающая».

– Да ладно тебе, – бормочет она, – что ты прицепился, в самом деле… мы же для тебя стараемся…

* * *

– Без Изьки мы не сможем, – говорит Августа. – Он же ясно намекал…

– Дался ему этот паршивец… Долго его еще ждать, кстати?

– Если он не придет… ох, я ему…

– Неужто правда из лицея выгонишь?

– Зачем – выгоню? Сам уйдет…

На бульваре приятный, не раздражающий слух гомон – совокупность плеска голубиных крыльев, возбужденных голосов туристов и лязг дальних портовых кранов. И над всем этим шумит листва, и солнечные пятна пляшут по залитому зеленоватым сумраком асфальту, как тени по морскому дну. Иногда трудно понять – где солнечные пятна, а где желтые опавшие листья.

– Типичный женоненавистник Гершензон этот, – неожиданно говорит Августа. – Все эти его намеки…

– Да просто мы его достали… Лично мы его раздражаем…

– Не скажи… Ага, вот и малый. Со скрипочкой.

Изя приближается к ним, с явной неохотой передвигая ноги.

– Я с уроков сбежал, – укоризненно говорит он.

– Ну и молодец, – непедагогично замечает Августа, – а теперь давай думай…

– Еще и думай… – ноет Изя, – а о чем?

– Насчет колес с глазами. Какие ассоциации они у тебя вызывают?

– Какие еще ассоциации? Полный шиз…

– Наркоманил этот Иезекииль по-черному, – уныло говорит Ленка, – разве нормальному человеку такое в голову придет? Херувимы на колесах…

– Уверена, это какая-то конструкция.

– Космический корабль это, – авторитетно говорит Августа, – космический корабль пришельцев. Я в «Науке и религии» читала.

– Во-первых, это не оно, а птица Гаруда… А во-вторых, нам теперь что, на Байконур ехать?

– Да не наш, а пришельцев…

– Тем хуже. Где мы пришельцев возьмем?

– Музей морского флота? – с надеждой предполагает Изя.

– На модельки посмотреть хочешь, – догадывается Августа.

– Мы же все равно не знаем, куда идти. Так какая разница?

– Я там была недавно, – печально говорит Ленка, – приятельница из Москвы приезжала, я ее водила. Нет там колес с глазами…

– Что-то новое, неизвестное науке…

– А кому известное?

Они бредут по бульвару. Изя нервничает и поминутно оглядывается.

– Не боись, – утешает Ленка, – ты за Гершензоном как за каменной стеной…

– Да-а… как же!

– Монетку бросим, – говорит Августа, – если орел – троллейбусный парк, а если решка – клиника Филатова…

– А музей морского флота? – упорствует Изя.

– Если станет на ребро…

– Маловероятно…

– А Совет Девяти – вероятно? А саранча египетская?

– Ну так что? Кидаем?

Августа достает из кошелька монетку и широким жестом подбрасывает ее в воздух. Монетка летит по крутой дуге и, вместо того чтобы упасть обратно в ладонь, падает на землю и откатывается к забору.

– Вот дура неуклюжая, – сокрушается Августа, наклоняясь.

– На ребро, – вопит Изя, – что я говорил!

Августа нагибается, подбирает монетку, но, вместо того чтобы распрямиться, стоит в согнутом положении и таращится на стенку. Рот у нее полуоткрыт.

– Ты что? – беспокоится Ленка. – Радикулит прихватил?

Августа издает какое-то туманное восклицание и тычет в пространство кулаком, в котором зажата монетка.

– Колеса, – тихо говорит Ленка, – с глазами!

Там, на желтой облупленной стене, висит яркая афиша. На фотографии изображена какая-то неопределенная конструкция, ниже черным по белому:

Василь МАКОГОНЕНКО

ЖЕЛЕЗНЫЕ ЛИКИ ВЕКА

выставка работ

Одесский художественный музей

Все дни, кроме понедельника

* * *

– Оно, – говорит Ленка, – точно оно…

– Знаю я этого Макогоненко, – холодно говорит Августа. – Пошел в гору… а ведь бездарность. Эти его метаконструкции – чистейшей воды эпигонство.