Все как у людей

Как они добрались до дома, Маня не помнила. Первым делом нужно было обсушить и обогреть Ксюшку, потом привести в порядок себя и только после Маня почувствовала страшную усталость. Последним ощущением было теплое плечо мужа, к которому, засыпая, она прижалась головой…

Когда они проснулись, их встретил душистый, чисто вымытый мир, безмятежно отражающийся в лужах и кокетливо сияющий каплями в лучах предвечернего солнца.

Услышав звук мотора, они вышли на крыльцо встретить хозяев, и, когда те подошли, неся продуктовые сумки, заговорили все разом. Маня сказала, что была такая невозможно черная туча, такие жуткие раскаты грома, страх, какой ливень и чудовищный ветер, она чуть с ума не сошла от ужаса и от криков Ксюшки, но хуже всего было, когда Ксюшка замолчала.

А Василий сказал, что он всегда говорил, что воспитание ребенка – это очень ответственно, но Маня, видимо, еще слишком молода, чтобы понимать это в полной мере, и, если бы он не подоспел вовремя, то неизвестно, чем бы все кончилось, то есть наоборот, известно, но об этом не хочется говорить, и вообще все хорошо, что хорошо кончается, и, в конце концов, на то он и глава семьи, чтобы обеспечивать ее безопасность.

А Ксюшка сказала, что она и не испугалась вовсе, то есть, конечно, очень испугалась, но позвала папу с мамой, и они пришли и спасли ее, иначе и быть не могло, потому, что мама самая лучшая, а папа самый сильный. И она затянула свою песенку.

Хозяева слушали и качали головами, глядя на сломанную яблоню и сорванную крышу сарая. Потом все поужинали, и наступил тихий и долгий летний вечер. Закат был сначала золотым, потом медным, а луна – сначала медной, потом серебряной.

Умыв и уложив Ксюшку, Маня вместе со всеми сидела на террасе. Подступали сумерки. Василий встал и с наслаждением потянулся.

– Пойду, пройдусь, пожалуй, – сказал он, – может, к соседям загляну.

Маня молча кивнула. Конечно, пусть идет. Почему бы мужу не прогуляться, когда все хорошо и спокойно. А она с удовольствием посидит тут, где весело вьется мошкара под уютным оранжевым абажуром, а за стеной сладко посапывает Ксюшка. И какая, в сущности, разница, к кому он сейчас пойдет! Дело не в этом, а в том, что в трудную минуту есть на кого положиться. Главное знать, что, когда нужно, он будет рядом, поможет, защитит, спасет. Чего же еще? Это и есть семья. Семь я. Хоть их сейчас только трое.

Василий мягко спрыгнул с крыльца и растворился в темноте. Точнее растворился он только для хозяев, пивших чай на террасе, а Маня еще долго следила за его удалявшейся тенью. Потом она тоже потянулась, запрыгнула на хозяйские колени и свернулась уютным клубком. Почувствовав на затылке руку, ласково перебиравшую ей шерсть за ушами, Маня блаженно зажмурилась и замурлыкала.

Пардон, месье

– Пардон, месье! Я вас не задел? Арабелла! Арабеллочка, солнышко, не ходи туда, упадешь, ушибешься! Играй тут, у скамеечки. А я сяду, посижу. Вы не возражаете, месье? Пардон, мы с вами раньше не встречались? А, да-да, вчера на вокзале. Я провожал… нет, месье, не внучку. Это была моя жена. Ничего-ничего, не извиняйтесь, я знаю, что выгляжу старше своих лет. Но, как это говориться… седина бобра не портит, так ведь? Хе-хе-хе.

Сегодня такая жара, месье, а здесь в парке, вроде бы, полегче. Арабеллочка, пойди сюда, котик, поздоровайся. Дай дяде ручку. Арабелла! Фу, как нехорошо! Что дядя про тебя скажет! Ну, иди, иди, играй. Она такая шалунья, месье, просто прелесть, моя дочка… доченька… дочурочка… Нет, к сожалению, на меня совсем не похожа. На жену? М-м-м… По-моему, больше всего она похожа на Марию. Мария кто? Как вам сказать… м-да…

В общем, Мария была у нас прислугой. В родительском доме. Сколько же мне тогда было? О, месье, что это была за женщина, хоть и прислуга! Знаете, есть такой редкий тип: талия тонкая, ноги длинные, а бедра и грудь – изумительной пышности. Да-да, вот именно, вроде Софи Лорен, но черты лица совсем другие. Так вот, месье, я за ней подглядывал. Когда она раздевалась у себя в каморке под лестницей. Знаете, в то время прислуга всегда жила в каморке под лестницей. Ах, месье, что это было за чувство… я – еще совсем мальчик, и в то же время уже не ребенок… короче, вы меня понимаете, вы ведь тоже были в таком возрасте, хе-хе-хе… Вот так подсматривал-подсматривал, потом поглаживал при случае, а потом… как же это произошло? В общем, она меня просветила. Ну, а дальше я уже не мог остановиться, месье, первое чувство и все такое. Продолжалось это… ну, какое-то время продолжалось. А кончилось весьма плачевно. Я застал ее с моим отцом. Застал в известном смысле. Не улыбайтесь месье, нет, вы улыбаетесь, я же вижу! Вам хорошо улыбаться, а представляете, каково мне было! Мой отец и моя первая любовь! Меня успокоить не могли, что-то вроде припадка случилось. Все открылось матушке. Марию, конечно, рассчитали. Так, когда они с дочкой уезжали, она в мою сторону даже не взглянула. Какова! Кухарка! Я не сказал, у нее была дочка? Звали ее… нет, не припомню.