После завтрака Маня умыла Ксюшку, которая до ушей перемазалась манной кашей, и, поскольку росы не было, отпустила играть на лужайку. Сухое утро переросло в душный день. К обеду Ксюшка приплелась домой вялая и капризная. Побыстрее накормив, Маня уложила ее спать и собиралась отдохнуть сама. Но не вышло.
– Ксюфа! – раздалось от калитки. По дорожке шла Маленькая Соседка. – А где Ксю-уфа?
– Ксюша спит, Милочка, – отозвалась Маня.
– А я хотю с ней игла-ать! Ксюфа-Ксюфа-Ксюфа!
– Не надо ее будить, Милочка, – попросила Маня. – Поиграй пока со мной.
– А ты умееф? – усомнилась Маленькая Соседка. – Ты зе больфая!
– Я не очень большая, Милочка, – засмеялась Маня. – Вот смотри. Бежим!
Они поиграли в салки, в прятки и еще в одну игру без названия. Потом Маленькую Соседку позвали обедать и она, покапризничав для порядка, ушла домой. Это было хорошо. Маня с облегчением вернулась на увитую диким виноградом террасу и устроилась в своем любимом кресле-качалке.
Было очень тихо. Птицы молчали. Даже шмелей не было слышно. Все будто затаилось, ожидая чего-то. А может быть, миром просто владела полуденная дрема. Маня отдалась ей без возражений. Во сне она еще некоторое время играла с Маленькой Соседкой. Потом с Ксюшкой. Потом они обе исчезли, и стало как-то неуютно. Потом тревожно. Потом страшно. Маня искала причину страха и нашла ее: спрятавшись в кустах, за ней следил ротвейлер с соседней улицы. Поняв, что обнаружен, пес кинулся на Маню. Она бросилась бежать к террасе, но террасы не было, и Маня все бежала и бежала по лужайке, а за ней гнался ротвейлер. Она слышала за спиной его глухой рык и напрягала все силы. От натуги у нее в глазах вспыхивали искры, а спасительной террасы все не было. Обернувшись через плечо, Маня увидела, что ротвейлер вырос до размеров дома и продолжал увеличиваться, как бы клубясь и нависая над садом и бегущей по саду Маней.
Ксюшка! – вспомнила Маня. – Надо спасать Ксюшку! Ведь такому будет мало меня одной. Меня ему не хватит, а надо сделать так, чтобы хватило. Как это сделать, Маня точно не знала, но выходило, что надо бежать, даже если этот клубящийся ротвейлер настигнет и проглотит ее. Так и случилось. С очередным громоподобным рыком, сопровождающимся фейерверком искр, Маня была проглочена, но продолжала бежать ради Ксюшки. На нее навалилась страшная тяжесть, что-то давило и угнетало, но она бежала и, кажется, добилась успеха:
– Васи-или-ий! – закричала Маня изо всех сил и проснулась. Но цепь циклических явлений не разорвалась. Вот он, ротвейлер, все так же клубится и рычит до искр из глаз. Хотя, если честно, с ротвейлером у него уже мало общего. Скорее всего, это черная туча, рокочущая громом и прыскающая молниями. Просто жуть, подумала Маня, вздрагивая от очередного разряда, и пошла в дом – Ксюшка там могла проснуться и испугаться. Помимо грома за окном нарастал какой-то тревожный гул. Первый порыв ветра был такой силы, что дом содрогнулся и как бы присел. Загрохотал слетевший откуда-то лист железа, и что-то с жалобным стоном рухнуло в саду. Частым горохом замолотило по крыше.
Ксюшки в комнате не было. Маня в растерянности обежала дом, и тут мир раскололся. Гул, что нарастал издали, достиг дома и стал нестерпимым. Маня выскочила на крыльцо и не увидела ничего за белой грохочущей стеной. Землю устилал слой круглых льдинок. Оскальзываясь на них, Маня помчалась по дорожке. Градины лупили ее по голове и спине. Почему-то Маня знала, что нужно бежать на реку, и, достигнув обрыва, почти сразу увидела светлую головку дочери. Скользя по льдинкам, Ксюшка пыталась карабкаться наверх, но с каждым шагом съезжала все ближе к воде. Маня кубарем скатилась вниз по обледеневшей тропинке, схватила голосящую Ксюшку, и в этот момент, град сменился ливнем. Глинистая тропинка, по которой Маня несла, Ксюшку в момент сделалась водопадом. Маня потеряла равновесие, и они обе оказались в воде, накрывшей их с головой. Когда Маня вынырнула, Ксюшка уже не кричала, и это было страшнее всего. Маня заставила себя сосредоточиться на борьбе с течением и каким-то чудом выволокла Ксюшку на берег. Ксюшка дрожала крупной дрожью и безумными глазами смотрела на мать. Маня чувствовала, что ее тоже начинает бить дрожь, тело онемело и не слушалось, а с неба и обрыва ни них продолжали нестись потоки воды. Собрав последние силы, Маня закричала, как кричала в своем страшном сне. С учетом шума ливня, это было безнадежно, но – о чудо! – над обрывом тут же появилась черная голова Василия. В следующую секунду он был рядом, схватил Ксюшку и полез наверх, цепляясь за траву и коряги. Маня последовала за ним.