Все лгут

Папа забрал листок. Несколько мгновений изучал написанное, потом кивнул и спрятал его в пакет. Потом он встал и сделал несколько шагов ко мне.

– Руку!

Я сделала как он сказал – когда игла вошла в вену, я почувствовала укол и холод и зажмурилась. Папа вытащил иглу, приложил кусок салфетки к моей руке и крепко прижал. Шприц он тоже положил в пакет.

– Нам пора, – сказал папа.

Мы шли через лес. Бледная луна освещала тропу своим серебристым светом. Я изо всех сил старалась не отставать от папы. Только мои новые сапоги все время задевали за камни и корни, и я постоянно оскальзывалась и вихляла из стороны в сторону, как пьяная. Но его рука – папина рука – вела меня дальше, все глубже под сень высоких деревьев.

– Я не хочу, – выдохнула я.

Но папа ничего не ответил. Наоборот, только сильнее сжал мою ладонь. От боли я на секунду перенеслась в другое измерение, и это уже не папа тянул меня за руку – это был Том.

– Нет-нет-нет, – замотала я головой.

Несколько раз мне начинало казаться, что за нами кто-то идет. Когда я оглядывалась назад, на тропе мне мерещилась тень.

– За нами кто-то идет, – сказала я вслух.

Папа остановился и принялся вглядываться в темноту за деревьями.

– Тебе просто показалось, – ответил он и повел меня дальше.

Оказавшись на утесе, мы вышли на ровную маленькую скальную площадку. Внизу простиралось море. Мороз щипал за щеки и за руки.

Я вдруг подумала о Томе. Вспомнила тот вечер, когда мы стали парой. Держа меня за руки, он тогда попросил перегнуться через край обрыва. Мне понравилось – от страха и осознания того, что все может быть кончено в одно мгновение, у меня защекотало в животе.

Папа жестом указал на мои ноги, и я без слов принялась стаскивать обувь. Я поставила сапоги на самом краю. Даже пребывая в ужасе от происходящего, я не могла не пожалеть своих новеньких красивых замшевых сапожек.

«Я полная идиотка, – думала я. – Разрушила свою жизнь, разрушила папину жизнь и все равно стою здесь и страдаю по каким-то сапогам».

Папа достал пакет, вынул оттуда записку и засунул ее в голенище моего сапога. В следующее мгновение облако скрыло луну, и стало темно. Раздался какой-то звук – как будто хрустнула ветка. Я поглядела на опушку леса, но не увидела там ничего, кроме сосен, кроны которых отчетливо вырисовывались на фоне неба.

– Куртку, – скомандовал папа.

Я сбросила косуху и протянула ему. Он достал наполненный моей кровью шприц и выпустил его содержимое на куртку. Кровь стекала по его ладоням, несколько капель попало на брюки и ботинки.

Снова выглянула луна, и, прежде чем бросить куртку с обрыва, папа посмотрел мне в глаза.

Из пакета он достал кухонное полотенце и вытер кровь со своих рук и ботинок. Затем кивком указал на сумку, стоявшую на земле возле моих ног.

– Надевай новую одежду и обувь. Нужно ехать.

Переодевшись, папа повез меня в аэропорт. Я лежала на заднем сиденье, чтобы меня никто не заметил, положив голову на одну из старых шапок Винсента, которая валялась у папы в машине. Она все еще хранила его запах.

По дороге в аэропорт папа заехал на свалку. Выскочил из машины, открыл багажник, достал оттуда пакет со своей одеждой, обувью и окровавленным полотенцем и направился к контейнерам.

Через некоторое время, когда мы уже выехали на шоссе, папа притормозил на стоянке для отдыха, достал из машины черную найковскую сумку Паолы, которую я хранила у себя в комнате с того дня, как она погибла, и затолкал ее в урну.

– Осторожность не бывает излишней, – пробормотал он, возвращаясь назад.

Дальше мы ехали в молчании.

Папа обеими руками крепко держал руль и смотрел вперед, на дорогу. Один раз он обернулся и сказал, что опасается, как бы Винсент не проснулся и не обнаружил, что его нет дома, хотя папа и дал ему на ночь какое-то успокоительное.

Я ничего не ответила. Мне не хотелось думать о Винсенте, который там, дома, лежал один в своей кровати. Мне не хотелось думать о том, что я ему солгала.

Увидимся завтра! Я начну читать тебе новую книжку. Страшная? Настоящая жуть!

Я в последний раз окинула взглядом содержимое небольшой сумки: немного одежды, косметичка, томик Стивена Кинга, билеты и паспорт.

Раскрыв паспорт, я взглянула на фото улыбающейся молодой женщины и прочла ее имя.

Паола Варгас.

Гуннар

Двадцать лет спустя

52

Мы проговорили около двух часов, пока над голубеющими вдали Атласскими горами неспешно клонилось к закату солнце. Воздух был прохладен и напоен влагой, остро пахло цветами и влажной землей. Ясмин вынесла пледы и зажгла стоявшие на столе светильники с витражными стеклами. Тихим и ровным голосом она поведала нам историю своей жизни – как она оказалась в Швеции, переехала на Королевский Мыс и повстречалась с Томом. Когда она рассказывала о гибели Паолы и о том, как они с Томом поступили с телом, слова какими-то толчками вырывались наружу из ее груди.

– Тому, что мы сделали, нет оправданий, – сказала она. – Паола спасла мне жизнь, а я отблагодарила ее, утопив ее тело в море.