Все люди — враги

Он встал, выпил немного слабого бренди с водой и снова лег. К кому еще можно обратиться? Очевидно, к британским дипломатам и к австрийской полиции. Но и те и другие внушали ему величайшую антипатию… Тони по опыту знал, что британские дипломаты за границей заботятся исключительно о людях из категории «тузов», тогда как у всех прочих нет ни малейшего шанса добиться от них чего-нибудь, кроме вежливого презрения. У него нет никаких рекомендательных писем, и он с горечью представлял себе, как он будет объяснять какому-нибудь высокомерному третьему секретарю посольства, что пытается разыскать австрийскую девушку, свою возлюбленную. Будь Тони магнатом прессы или достаточно крупным финансистом, дело, конечно, выглядело бы совершенно иначе. Но имея лишь аккредитив на сотню фунтов стерлингов, а в качестве рекомендательного письма — только паспорт… Тут Тони принялся нервно ощупывать свои карманы, чтобы убедиться, что он не потерял ни того ни другого.

Еще один, и весьма веский, довод против обращения к тем и другим официальным властям заключался в том, что в 1914 году отца Каты арестовали за действительные или мнимые сношения с Россией и что сама Ката была направлена обратно с швейцарской границы, и, может быть, даже под конвоем. Было зловещим признаком, что с того времени Тони не имел о ней никаких известий. Судя по всему тому, что он знал, она и ее отец до сих пор еще могли числиться подозрительными или находиться в заточении. Поскольку уместна аналогия с мстительным умонастроением английских контрразведчиков, это несомненно так. И официальные справки могут только запутать его в какую-нибудь неприятную историю и привлечь к ним обоим весьма нежелательное внимание. Даже если они находятся на свободе, весьма вероятно, что они живут под вымышленными или измененными именами. Ведь и в свободной, счастливой Англии фамилии множества людей, звучавшие на немецкий лад, были поспешно преобразованы в добротные английские «Монморэнси» и в прочие «монты» и «форды». Как безнадежны, как страшно безнадежны его нелепые, безумные поиски среди всей этой своекорыстной и жадной тирании, среди этих «иэху» — племени воинствующих торгашей. Тони кусал себе руки в муках отчаяния и бессильной ярости. Да пребудет на них проклятие всемогущего Бога Отца и Сына и Святого Духа, ныне и присно и во веки веков.

Однако на следующий день, рано утром, Тони уже находился в конторе агента по продаже домов и ждал, пока тот не явился. Агент сначала был притворно вежлив, а затем дерзок, и Тони с большим трудом объяснил ему, что желает лишь получить адрес барона Эренфельза. Агент был одним из весьма многочисленных коммерсантов, подразделяющих все человечество на людей, с которыми они делают дела (и очень считаются, пока длится дело), и на людей, с которыми они не делают дел (такие люди для них не существуют). Он просто не мог поверить, чтобы вопрос Тони не был окольным подходом к покупке или найму какого-либо дома, а потому, даже после того как очень неохотно дал адрес, упорно продолжал показывать фотографии домов и описания квартир, все время объясняя, что Вена весьма плотно заселена и что господин Кларендон нигде не найдет такого обширного выбора. Когда Тони, наконец, спасся бегством, то чувствовал, что досада и обманутая алчность этого человека преследуют его, словно облако ядовитого газа.

Барон фон Эренфельз принял его стоя, держась очень прямо, чисто выбритый, с моноклем. Штаб-офицер, — сразу же сообразил Тони, — щелкнув каблуками, чопорно поклонился и встал в положение «смирно». Барон заметил военную выправку и несколько смягчился. Тони объяснил свою цель. Когда он упомянул фамилию:

— Ага, — воскликнул барон, — вы разыскиваете графа?

— Нет, — отвечал Тони, — вчера я имел честь беседовать с графом, и оказалось, что речь идет о другом семействе.

Барон снова застыл и сказал:

— Но если это ваши старые друзья, то неужели вы не знаете других членов семьи или их венских друзей?

— Нет, — сказал Тони, чувствуя, что он краснеет под стеклянным взглядом барона. — Видите ли, я с ними встречался только в Италии и в Англии, — он почувствовал, что должен прибегнуть к этой лжи ради респектабельности. — У них были родственники в Англии. Я никогда не был у них в Вене. И ведь с тех пор прошло пять лет!

— Едва ли я могу помочь, — сухо сказал барон.

— Не откажите сообщить мне фамилию и адрес лица, у которого вы купили их дом. Может быть, оно их знает.

— Это был еврей, — с бесконечным презрением ответил барон. — С ним имел дело мой поверенный… Сам я, разумеется, с ним не встречался.

— Тогда извините мою настойчивость, но нельзя ли мне обратиться к вашему поверенному?

Тони чувствовал, что от напряженного состояния при этом разговоре у него лицо покрылось испариной и пот заструился по спине, но продолжал отстаивать свою позицию так же упорно, как настоящую фронтовую. «Ради Каты, ради Каты», — шептал он про себя.

После некоторого колебания барон написал что-то на клочке бумаги и подал его чопорным жестом.