Все люди — враги

Эта бесконечная беготня, часто под дождем, почти всегда на холоде, настолько изнурила его, что утро четвертого дня он провел в постели. Он уже пробыл в Вене целую неделю, и его скудный запас денег иссякал; измученный, несчастный, он не достиг ничего, абсолютно ничего. Он лежал в постели, давая отдых ноющим ногам, и печально размышлял. В полдень он оделся и побрился особенно тщательно и, заказав завтрак получше, съел, сколько смог, а затем поехал в полицейское управление. Оказалось довольно затруднительным проникнуть внутрь, а еще труднее было добиться приема у какого-либо ответственного лица; но настойчивость, ожидание и банкноты позволили достигнуть этой цели. Идя за полицейским по коридору, ведшему в бюро, Тони испытывал весьма нервное состояние. Отчасти это объяснялось той неизбежной нервозностью, которую испытывает всякий невиновный человек при личном соприкосновении с полицией, а отчасти — возникшим в последнюю минуту сомнением в целесообразности предпринятого шага. Тони твердо решил не называть имени Каты, пока не получит уверенности в том, что ей это не причинит вреда.

Было облегчением, что полицейский чиновник оказался бывшим военным. Тони всегда чувствовал себя лучше с военными, более уверенный в прямодушном, хотя бы даже и грубом обращении. Он по-строевому щелкнул каблуками и поклонился, получил в ответ небрежное военное приветствие и еще раз изложил свою повесть, причем закончил ее так:

— И вот, поскольку все другие способы оказались безуспешными, я обращаюсь к вам по совету, данному мне поверенным барона фон Эренфельза.

— Вы — друг барона фон Эренфельза?

— Не могу сказать этого. Просто знаком с ним. Но он был настолько добр, что пытался помочь мне.

Чиновник посмотрел на Тони столь хорошо известным ему сверлящим взглядом штабного начальства и спросил:

— Так что же вам от меня угодно?

— У вас должны быть архивы, списки населения. Не можете ли вы распорядиться, чтобы по ним навели справку, и сообщить мне нынешнее местопребывание разыскиваемой мною семьи?

— Довольно странно, что вам неизвестен адрес лиц, которых вы считаете своими старыми друзьями.

«О боже, — подумал Тони, — он воображает, что я мошенник, прибегающий к какому-то новому трюку, чтобы выманить деньги путем лживых уверений!»

— В этом нет ничего странного, — возразил он. — Как вам известно, сообщение с Англией было прервано в течение нескольких лет. Я приезжаю сюда и вижу, что мои друзья продали свой дом. Он столько раз переходил из рук в руки, что не представляется возможным найти их таким путем.

Несколько мгновений чиновник размышлял, не сводя глаз с Тони. Хотя Тони сознавал себя совершенно неповинным в каких бы то ни было преступлениях или проступках, однако он невольно почувствовал ползущие по спине мурашки и покраснел, словно виноватый.

— У вас есть какие-нибудь документы? — Это было сказано довольно резким тоном.

Антони предъявил свой паспорт, который подвергся тщательному просмотру и был возвращен.

— А еще что есть? Какие-нибудь деловые бумаги или рекомендательные письма к властям?

— Нет. У меня есть аккредитив в английском банке.

Аккредитив тоже подвергся просмотру и был возвращен.

— Я не склонен давать просимую информацию, пока вами не будут представлены более веские документы. Во всяком случае, я полагаю, что вам придется предъявить разрешение от министра внутренних дел.

— Но как же мне достать такое разрешение? — неосторожно воскликнул Тони.

— Это ваше дело! Вы можете ходатайствовать о нем через вашего посла.

— Так, значит, вы ничего не можете сделать?

— Ничего.

Это сопровождалось довольно грозным взглядом, который, казалось, говорил: «Скажи спасибо, что тебя не арестуют как подозрительную личность». Больше ничего нельзя было сделать.

— Тогда прощайте, — сказал Тони и повернулся, чтобы идти.

— Погодите немного, — позвал его чиновник. — Где вы остановились?

Тони указал название и адрес своего отеля.

— Вы зарегистрировались в полиции?

— Да.

— Покажете мне удостоверение.

Оно подверглось такому же тщательному просмотру, как и прочие документы, а затем было возвращено.

— Все в порядке. Вы можете идти.

И Тони вышел, держась очень прямо, не поклонившись и не попрощавшись. Это было неосторожно, но он не намерен был позволить этому скоту запугать себя!

Тони шел обратно в свой отель, дрожа от ярости и негодования. Что за тупица, что за грубое животное! Но ведь всюду было то же самое. Его гнев погас от внезапного убийственного сознания, что его последняя карта — бита, окончательно и непоправимо. Хорошо, когда можно бодриться, говоря: «Faites donner la garde!»[116]. Но теперь не оставалось никакой «гвардии», которую можно было бы «ввести». Он вспомнил, как английские солдаты в конце войны кричали германским пленным «капут, Фриц», и теперь сам почувствовал всю горечь «капута». Больше ничего нельзя было сделать, в самом буквальном смысле слова. Он снова разъярился на глупого полицейского и решил немедленно уложить свои вещи и покинуть Вену. Да, уложить вещи и выбраться отсюда! Признать себя побежденным и удалиться!