Все люди — враги

Как только он вышел на улицу, настроение его перешло в сдержанное ликование. Он понимал, что битва только начиналась, что на него еще будут выпущены все домашние ударные отряды, но и понимал с глубокой уверенностью и удовлетворением, что теперь он навсегда свободен. Одиннадцать тридцать, и на красном автобусе объявление о пьесе, которую «вы обязательно должны видеть». Вставьте «не»! Тони решил, что нужно будет немедленно продать, заложить или подарить кому-нибудь свой костюм для хождения в контору. Фирма со всем, что было с ней связано, уже отдалилась от Тони на расстояние пяти тысяч световых лет!

Он остановился на краю тротуара у Английского банка, поджидая возможности перейти улицу, и вспомнил, как много лет тому назад он велеречиво говорил Уотертону на империале автобуса о том, что не следует присоединяться к человеческой динамо-машине. Понадобилось много времени, и он шел извилистыми и неудовлетворительными путями, но на этот раз выход окончательный. Он стал напевать:

Еще разок осмотрят ранец,
Еще раз в церковь поведут…

Из телефонной будки он позвонил в бюро Джульена и условился зайти за ним позавтракать. Немного позже, в поисках тихого места, он завернул в собор Святого Павла, но его почти моментально выгнал оттуда ужасающий лязг — ремонтировали свод, и кроме того, невыносимо резала глаза ошибка Холмана Хэнта в изображении Мессии. Подобно всяким иным отщепенцам, он нашел себе убежище на набережной, прислушиваясь к симфонии трамваев и созерцая красоты рекламного искусства на другом берегу реки. В виде дани их блестящим пожеланиям он дал клятву никогда больше не пить шотландский виски именно этой марки или одурять свои умственные способности специально этой копеечной газетой. Так окупается реклама. Проведя очень приятный час и полный восторга от ощущения свободы, в половине первого он пошел к Джульену.

Круглощекий и светловолосый Джульен выглядел до смешного молодо в черном пиджаке, полосатых брюках и крахмальном белом воротничке. Чистенький котелок и лайковые перчатки лежали на письменном столе, где не красовалось никаких бумаг. Для такого профессионального наряда, право, не было никаких причин, ибо было весьма маловероятно, чтобы Джульену когда-либо поручили какое-либо дело, но так как он выжимал из своих родителей целую тысячу фунтов в год на основании того, что вдруг он станет верховным судьей, то его платье имело некоторое оправдание как маскировка. Тони сочувствовал, но удивлялся, зачем это журналист по призванию из-за чужого тщеславия тратит свою молодую жизнь в камерах суда, вместо того чтобы следовать своим настоящим склонностям.

— Я помешал? — спросил Тони, видя, что Джульен пишет.

— Нисколько! Я только сочиняю парочку обзоров, чтобы помочь одному парню, которому нужно уехать в Твикенхэм. Ему не дают писать отчеты о футбольных состязаниях — стиль у него недостаточно хорош.

— Понимаю. Где мы будем завтракать?

— В клубе?

— Нет. Я не войду больше ни в один клуб, разве лишь по какой-нибудь несчастной случайности или же по божьему попущению.

Джульен уставился на него.

— Что вы хотите сказать?

— Сейчас расскажу. Мне нужно исповедаться.

— О! (равнодушно). Ну, тогда у Симеона?

— Нет. Пусть это будет трактир, и к тому же дешевый.

— Трактир! — воскликнул Джульен, инстинктивно оглядывая свой безупречный костюм. — Чего ради?

— Я скажу, когда мы будем там. А пока надевайте свое элегантное пальто и идем.

Подобно большинству молодых англичан своего класса, Джульен был чрезвычайно чувствителен к смешному и различал тонкие оттенки благопристойности, невидимые для менее одаренных особ. Он раскраснелся, утверждая, что им нельзя, совершенно нельзя идти в трактир в таких костюмах, и умолял Тони пойти с ним в клуб.

— Мой дорогой Джульен, — сказал Тони, — что такое ваш клуб, что такое всякий клуб, как не снобистский трактир, где собираются скучные люди? Никогда больше не стану я слушать дурацкие голоса, бубнящие о лордах, о том, что птицы летают на свободе, и о том, что следует делать члену парламента. Кроме того, мне нужно поговорить с вами.

В «Адельфи» Тони нашел местечко с посыпанным опилками полом, где можно было сидеть на высоких табуретах у стойки и есть жесткое мясо, овощи и пить пиво. Джульен выглядел таким огорченным и несчастным на этом табурете, что Тони стало его жаль: ведь он-то будет обладать многим!

— Зачем вы меня сюда привели? — спросил Джульен сердито.

— Прежде всего — не выпьете ли вы за мою новую жизнь? — Видя озадаченность Джульена, Тони прибавил: — Я забыл сказать вам, что я отказался сегодня от должности и сегодня утром в последний раз перешагнул порог конторы.

— Правда? — спросил Джульен спокойно. — Почему?

— Объяснения! Почему всем нужны объяснения? Считайте, что я сыт.

— Может быть, вам нужен отпуск? — невинно намекнул Джульен.