Все люди — враги

— Маргарет, это вопрос, который люди в нашем теперешнем несчастливом положении всегда могут задать, да обычно и задают. Разве я не мог бы с таким же успехом спросить это у тебя? И не лучше ли для каждого из нас пойти спокойно и чинно своим путем, вместо того, чтобы окончательно принести в жертву кого-нибудь из нас, как это так часто случается в браках. В конце концов, все-таки это не то, что было бы, если бы нам пришлось считаться с детьми.

— Да, — сказала Маргарет горько, — здесь ты постарался обезопасить себя.

— И ты тоже, — ответил он мягко. — Ведь мы неизбежно пришли бы к такому моменту, и тогда в самом деле было бы тяжко, если бы нам пришлось продолжать жить в ложном браке ради детей, особенно потому, что такие дети неизменно бывают несчастны. Кроме того, ты согласилась со мной, что мы не можем взять на себя ответственность рождать детей для такого общества, как это, явно идущего к гибели. Следующая война будет адом.

— Может быть, никакой войны не будет.

— Она неизбежна в той или другой форме, даже если это будет война людей против их собственных машин.

Они помолчали немного, и затем Тони сказал:

— Может быть, мы были не правы, может быть, я был не прав. Может быть, брак без детей всегда ошибка. Не знаю. Я знаю, что у меня после войны появилось глубокое отвращение к тому, чтобы иметь детей. Я думаю о многих «может быть». Может быть, наш брак никогда и не был по-настоящему браком. Может быть, люди вроде меня, «обломки после кораблекрушения» годов войны, не способны вести спокойную жизнь с женщиной. Может быть, в нашем собственном случае мы — жертвы сексуальных предрассудков, и нам надо было стать любовниками, когда мы были вместе в Париже, а затем расстаться. Может быть, в наших тогдашних отношениях осталось что-то незаполненное, и это привело нас снова друг к другу и повело к тому, что мы сделали договор на всю жизнь из того, что должно было бы быть лишь трехмесячной идиллией.

— Ты говоришь сейчас довольно ясно, что, по-твоему, тебе вовсе и не следовало бы жениться на мне?

— Нет, нет! Нет никакой другой женщины, по крайней мере, среди живых, на которой бы я больше хотел жениться. Но мне так грустно, грустно, грустно.

И в самом деле ему было грустно, потому что он чувствовал глубокую уверенность в том, что это в действительности его расставание с Маргарет. Хотя он может вернуться к ней, хотя они будут продолжать встречаться и жить вместе часть года в Лондоне, все же Тони знал, что длительный провал их брака был признанным фактом, по крайней мере для него.

Он был так поглощен своими мыслями, что едва расслышал, когда Маргарет сказала довольно враждебно:

— Может быть, тебе грустно, ибо совесть в тебе говорит, что ты поступаешь неправильно.

— Нет, — сказал Тони, улавливая только слова «поступаешь неправильно». — Я знаю, что я не поступаю неправильно. Насколько я могу заглянуть в себя, я знаю, что поступаю правильно, и вместе с тем — это звучит смешно и суеверно — я чувствую какую-то неотразимую силу вне меня, которая подталкивает меня дальше.

— Хорошо, — сказала Маргарет, не обращая внимания на его последние слова, — я принимаю твои уверения, что ты не гонишься за другой женщиной. Но я думаю, что имею право просить тебя объяснить, почему ты так внезапно ощутил такое отвращение ко мне и моим друзьям и к моему «образу жизни», как ты его называешь?

Это было похоже на вполне разумное требование, настолько разумное, что Тони почувствовал почти отчаяние, отвечая ей:

— В течение прошедших месяцев все просили меня объясниться. Но ведь это не вопрос таблицы умножения, и ведь эти вещи нельзя выразить в мерах веса и длины, как какие-нибудь там социальные или финансовые явления. Все это касается вещей невесомых, душевного чего-то, что борется во мне за свое утверждение.

— Боюсь, что я не понимаю тебя, — сказала Маргарет иронически, — если только это не пышный способ сказать, что ты хочешь быть полным эгоистом.

— Эгоистом! Кажется, только эгоист может допустить такое толкование. Я не стану просить тебя совершить самоубийство ради меня и не скажу, что ты эгоистка, если ты откажешься.

— Значит, ты хочешь сказать, что жить со мной — это самоубийство? Благодарю!

— Нет. Я не хочу этого сказать. Но продолжать жить такой жизнью, которая для меня есть ложная неправильная жизнь и которую я вел до этого года, было бы чем-то вроде самоубийства. Ты была бы более несчастна с таким человеком, Маргарет, чем без него.

— Хорошо, что же это за жизнь, которая тебе нужна?

Тони подумал немного и затем сказал медленно:

— Здесь опять-таки бесполезен язык арифметики или порядочного общества. Поймешь ли ты меня, если я скажу, что жизнь, которая мне нужна, это какие-то поиски жизненных реальностей, Бога, быть может, и что для меня Бог есть нечто предельно физическое, не духовное, не общественное, не национальное?

— Ты говоришь о Боге! — воскликнула она насмешливо.