— Это слово осквернено, я согласен, — ответил он, сдерживая гнев, — но я сказал сначала — «жизненные реальности». Во всяком случае, почему бы мне не употреблять слово «бог» для обозначения всего, что не я в этом мире, для вещи, которая настолько больше меня и которую я хочу познать, с которой хочу общаться всеми своими чувствами — в городах и среди людей, в тихих и прекрасных местах и в искусстве!
Маргарет разразилась смехом.
— Ты напоминаешь мне Хэмти-Дэмти[183], когда хочешь, чтобы одно слово обозначало все это, — сказала она. — Ты действительно веришь во всю эту старомодную болтовню?
— Я верю, что мои слова что-то значат для меня, хотя, очевидно, они ничего не значат для тебя, — сказал он просто.
— Хорошо, если ты хочешь знать, что я думаю, я скажу тебе, что ты стараешься найти напыщенные оправдания для своего ухода от меня. Я никогда не слышала такого вздора — общение с «не я», скажите, пожалуйста! — Она помедлила и затем прибавила как бы в отместку Тони: — И не воображай, что мое сердце будет разбито из-за тебя, — не будет! В море есть рыбка получше… Я тебя честно предупреждаю, что, если найду кого-нибудь, кто мне понравится, я буду столь же возвышенна, как и ты, и буду общаться со своим «не я».
— Делай то, что тебе покажется наилучшим, — сказал он холодно, вставая. — Если ты хочешь разводиться со мной, я не буду возражать. А теперь, так как мне надо встать рано утром, может быть, ты извинишь меня, если тебе больше нечего сказать?
— Значит, меня выставляют, не так ли? — воскликнула она в яростном гневе. — Сидеть дома и вертеть пальцами, пока ты будешь ездить бог тебя знает где? И быть под рукой, когда тебе заблагорассудится вернуться? Я этого не потерплю, Тони.
— Но ведь ты же уезжаешь сама, когда хочешь!
— Мне все равно, мне все равно! Я не собираюсь позволять тебе удирать вот так, когда тебе захочется, волочиться за всякими женщинами.
— И что ты думаешь делать? — спросил он спокойно.
Она молча смотрела на него, по крайней мере с минуту, страшным взглядом слепой, нерассуждающей ревнивой ненависти, очевидно, стараясь придумать какую-нибудь угрозу побольнее, чтобы швырнуть ему в лицо, и не могла выбрать достаточно страшной. У Тони снова явилось ощущение, что та внутренняя реальность, которая была им, стала неуязвимой, словно какой-то неосязаемый, но непроницаемый щит был поставлен между ним и человеческой злобой. Наконец Маргарет заговорила, но все, что она могла придумать, оказалось бесконечно слабой угрозой:
— Ты увидишь!
И она выбежала из комнаты, хлопнув дверью.
Когда она ушла, Тони разделся медленно и задумчиво, принял вечернюю ванну, надел пижаму и халат и сел у огня. Счастливое настроение прошедшего вечера, разумеется, пропало, но он не чувствовал себя таким расстроенным, как ожидал. Сцена с Маргарет, которой он так боялся, потому что предвидел ее неизбежность, была действительно тяжела, но не потрясла его, потому что в известном смысле он не был существенно затронут ею. Он давно уже привык к мысли, что не может общаться с Маргарет сокровенными путями чувства, которое не может быть высказано. Слова производили только поверхностное смятение. Они были бесполезны, если мысль человека, к которому они были обращены, не могла перескочить через них к действительности, колеблющимися символами которой они были. И все же правда, что между ним и Маргарет существовало что-то, разбившееся в эту ночь, а разбившись, оно причинило боль. Какая-то таинственная физическая связь, может быть, принадлежащая к тем многим вещам, которые мы чувствуем не понимая.
Он сидел так очень долго, думая над своей прошедшей жизнью, пытаясь взглянуть на себя и людей, которых он знал, на события, которые, по-видимому, определили его судьбу, не как на вещи, подлежащие осуждению или одобрению, но как на то, что надо понять и принять. Познай самого себя! Тони спрашивал себя, было ли это предписанием высшей мудрости или же немыслимой суетности? Что есть человек, если его можно узнать? Рассудок, всегда сознающий себя, может быть, сам себя разрушает. Может быть, в современной жизни по-настоящему опасно то, что люди не задумывающиеся пытаются пользоваться орудиями и методами людей, обладающих мозгами. Ведь если обыкновенный гражданин гордится своей «цивилизацией», то он только хвастается изобретениями и созданиями других людей, к которым сам он ничего не добавил. И что есть успех в жизни? Тони решил, что для него успех может быть определен отрицательно, он заключается в том, что ему больше не нужно ходить в контору и никогда больше не придется скучать.
IV