Все меняется

Манеры у него были обаятельными и непринужденными, но внешне он ничем не напоминал папу.

– Здесь чертовски холодно, – сказал он. – Скоро дадут выпить, так что спускайся, как только будешь готова. Прошлым летом на юге Франции мне тебя не хватало. Мы с Сюзан приехали сразу после твоего отъезда. Жаль, что так вышло. – Его восхищение было таким явным, что воодушевило ее. – Извини, что тебе досталась такая дрянная комната. Если бы я знал, я отдал бы тебе свою. Надеюсь, скоро здесь станет теплее. Кстати, моя сестра Сюзан сейчас – прямо исчадие ада. Мама говорит, что это просто такой период, но что-то он очень уж затянулся. Ей пятнадцать, а такое с ней творится почти два года.

Но прежде чем Луиза успела спросить, в каком смысле исчадие ада, он ушел.

Она сменила свитер на белую шелковую блузку, причесалась, освежила помаду на губах и сошла вниз, к выпивке и желанному теплу камина с поленьями.

* * *

Так начались три дня, которые они с Тедди провели в отцовском доме, где все слишком много ели и пили, обменивались подарками и переживали моменты мучительной неловкости, когда Сюзан услаждала их слух отвратительными и широко известными монологами из Шекспира или, хуже того, – виршами собственного сочинения, для понимания которых требовались пространные и занудные объяснения. Она как раз достигла той неприятной фазы подросткового возраста, когда выпирала из своей одежды, а угри рассыпались по всему лицу, грушевидному от по-детски пухлых щек. В ее избыточной актерской манере читать тошнотворно смешивались мученичество и самодовольство. Все терпеливо высиживали эти выступления, потому что Диана объяснила, как важно для ее дочери самовыражение, и Эдвард отмалчивался, хоть явно конфузился и скучал. Один раз Джейми предложил поиграть в шарады, но ни в ком не встретил энтузиазма. К вечеру Дня подарков все вяло ковырялись в холодной индейке и сладких пирожках, с нескрываемым облегчением думая, что Рождество уже почти закончилось, хотя, разумеется, не говорили об этом вслух.

* * *

– Уф-ф! – выдохнул Тедди, едва они наконец уселись в машину. Они уезжали сразу после завтрака – под тем предлогом, что Луизе надо поспеть в Лондон к обеду.

– Чтоб еще хоть раз – ни за что.

– Какие моменты для тебя были лучшими?

– Ты имеешь в виду – лучшими из худших?

– Ну да, а потом по-настоящему лучшие, если они были.

Луиза задумалась.

– Когда я увидела свою жуткую комнатушку. Когда терпела кошмарные выступления Сюзан…

Тедди перебил:

– Они не в счет. Мы знали про них заранее, к тому же она устраивала их постоянно.

– Ладно. И вообще, это были не моменты, а целые часы. Когда пришлось притворяться, что рада подарку Дианы. Баночке талька, тюбику крема для рук и кусочку мыла – и все это в подарочной коробке из «Бутса». Но самое смешное, что и миссис Паттерсон она подарила точно такой же набор.

– Но как, скажи на милость, ты об этом узнала?

– Он стоял на кухонном столе, когда я ходила за льдом для папы. А он сказал «две моих любимицы» всего один раз, но видел бы ты при этом ее лицо! А эти ужасные унылые застолья! И каждый раз, когда она начинала со слов «честно говоря», становилось ясно: сейчас будет наглая ложь.

– Да, несколько раз она мне говорила «буду с тобой откровенна», а потом вываливала что-нибудь пренебрежительное – чаще всего про папу. Бедный папа! Ему жилось гораздо легче, пока он просто изменял маме. Вообще-то легче было им обоим.

– Ну и кто теперь циник?

– Я не циник, а реалист. Наш отец просто может быть верным. Как и многие мужчины – посмотри на своего Джозефа. И самое забавное, большинство из них считает верность обязанностью других людей. Папа твердит, что мне надо жениться, чтобы я наконец остепенился. А сам?

После краткой паузы Луиза сказала:

– По-моему, если ты по-настоящему влюблен, то больше тебе никого и не захочется.

Он метнул в нее быстрый взгляд.

– Да, наверняка есть и такие люди. А еще мне кажется, что женщинам хочется любви гораздо больше, чем мужчинам. Приходится признать, что я мало что в этом смыслю. Насчет наших спален я с тобой согласен. Моя была размером побольше, но такая же холодная, а обогреватель мне так и не принесли. Спать пришлось одетым. Диана подарила мне совершенно отвратный галстук. Так что я с тобой заодно: больше сюда ни ногой, если удастся отвертеться. Хорошее было лишь одно. Я думал, что Джейми мне не понравится, ведь его отправили в Итон, а потом в Кембридж. Мне казалось, он будет чваниться и задирать нос, а оказалось, он очень славный. Он рассказывал мне, что папа хотел дать ему работу в компании, но он отказался. Говорит, хочет заниматься какими-то медицинскими исследованиями – ну, знаешь, выяснять, как искоренить болезни. Сегодня он уезжает к другу, который ставит какие-то опыты. По-моему, ему тоже осточертело дома, хоть он об этом и не говорил. Но, признаться, мне показалось, что он не от папы. Они же совсем не похожи. Видимо, очередная ловушка мадам.

– Даже если ты так считаешь, лучше никому об этом ни слова. Я серьезно, Тед: пообещай, что не скажешь.

– Да я только тебе. Ладно, не скажу.