Все мои ничтожные печали

Здание заброшенного завода окружено рвом, где вода заросла тиной. Люди бросают туда всякий мусор: старые коляски, сломанные теннисные ракетки, компьютеры, будильники, грязное нательное белье. Ближе к ночи два таинственных молчаливых мужика в высоких рыболовных ботфортах спускаются в ров и выкачивают из него воду. Вода, бурая и токсичная, стекает по задней дорожке на юг к Аделаиде, Кинг-стрит и наконец – к озеру Онтарио, где ей самое место. Я наняла рабочих, чтобы пристроить спальню к задней части дома – большую, светлую и теплую, из окон которой когда-нибудь откроется прекрасный вид на цветочные клумбы в саду и бескрайнее синее небо, где витают мечты и надежды. Для моей мамы.

Один из рабочих, которых я наняла ремонтировать дом, пригласил меня вроде как на свидание. На собрание группы поддержки для взрослых детей алкоголиков. Я сказала, что мои родители – не алкоголики, и он ответил, что это неважно. У нас у каждого свои заморочки. Другой ремонтник, бывший профессор философии в Бухаресте, начал мочиться прямо со ступенек переднего крыльца и призывал остальных делать так же. Он утверждает, что запах человеческой мочи отпугнет скунсов. По ночам, после долгого дня напряженных переговоров о разных ценах – оплата только наличными – с разными мужиками, производящими разные работы в доме, я лежу на надувном матрасе в пустой комнате и слушаю истории Нельсона о его родной Ямайке, о его многочисленных детях, женщинах и работе.

Мой правый глаз воспалился, потому что сейчас конец августа. Веки опухли, сам глаз покраснел. У меня аллергия на осень, на убыль дня и прирост ночи, на смерть. Сегодня я разругалась с подругой. Она уговорила меня пообедать в кафе, мол, мне нужно развеяться, сменить обстановку. Нужно жить дальше и потихоньку идти вперед. Маленькими шажками.

Это было ошибкой.

В кафе мы заказали омлет. Подруга сказала, что она обо мне беспокоится, ведь мне пришлось столько всего пережить, и что, по ее мнению, «наложить на себя руки» – это всегда тяжкий грех. Всегда. Потому что страдает не тот, кто ушел. Страдают те, кто остался. Я спросила, а как быть с теми, кто страдает от действий мерзавцев, которые что-то никак не торопятся умирать? Мерзавец грешит уже тем, что живет и здравствует, разве нет?

Ладно, сказала она. Может быть, ты и права. Но мы приходим на эту землю, пусть и не по собственной воле, и на нас возлагаются определенные обязанности. Перед теми людьми, кто нас вырастил. Перед теми людьми, кто нас любит. Я имею в виду, что у каждого есть свои беды и горести, но наложить на себя руки… по мне так это отнюдь не отчаяние, а предельное тщеславие. Верх эгоизма.

Ты можешь не говорить эту фразу: наложить на себя руки? – сказала я.

А как я должна говорить? – спросила она.

Так, как есть. Самоубийство! Если кого-то убили, мы же не говорим, что на него наложили чьи-то там руки. У нас тут не долбаный «Граф Монте-Кристо».

Я просто хотела выразиться деликатнее, сказала она.

И что значит «верх эгоизма»? Что в этом эгоистичного? Ты не можешь судить, потому что не знаешь, что творится у человека внутри. Сколько он перенес боли.

Ладно, сказала она, но если бы твоя сестра хоть на минутку задумалась, как на тебе отразится ее…

ОТРАЗИТСЯ НА МНЕ?! Я повысила голос. На меня уже стали оглядываться. Слушай, сказала я, ты просто не понимаешь. Ты только не обижайся, но ты действительно не в состоянии понять, что означает самоубийство кого-то другого. Подруга подозвала официантку и попросила еще кофе. Я сказала, что в последнее время стала оценивать характер и целостность человека по его способности покончить с собой.

В каком смысле? – спросила она. Слушай, мне кажется…

Например, Джереми Айронс, сказала я. Я уверена, что он способен покончить с собой. Дональд Трамп? Никогда в жизни. Я назвала еще несколько имен известных людей, сопроводив каждое выводом: да или нет. Потом я назвала имя подруги и замолчала, выжидательно глядя на нее. Она сказала, что больше не хочет говорить о самоубийстве, чтобы не разрушить нашу дружбу. Я сказала, что мы будем о нем говорить. Постоянно. Если не хочешь, чтобы разбился твой самолет, надо мысленно перебрать все возможные варианты, как он может разбиться. Она сказала, что у меня, вероятно, проблемы с подавленным гневом, на что я ответила: Да неужели? Ты что, блядь, читаешь мысли?