Свободной рукой он взял Оми за шейку, сначала неуверенно. Ёкай закрыла глаза, глубоко вздохнула и, казалось, исчезла, снова став одной лишь скрипкой и неподвижно застыв в руках Кента. Он положил ее под сурово выступающий подбородок. Затем смычок поднялся, на мгновение завис в пустоте, а потом скользнул вниз, резанув по струнам, натянутым на животе ёкая, выполненном из красного дерева.
Первая нота полыхнула так, точно ее усилили, наэлектризовали. Она висела в воздухе еще долго после того, как смычок из конского волоса перестал касаться струны.
Кент сделал паузу, давая протяжному звуку медленно затихнуть, затем снова ударил по струнам, ныряя из одного пассажа в другой. Комнату наполнила музыка. Пальцы Кента бегали по грифу вверх и вниз, его поза изменилась. Тело гордо распрямилось и напряглось, двигаясь в такт музыке, и эта резкость казалась естественной.
Сыгранный Кентом отрывок был коротким и звучным. Он распался всего через несколько тактов, но звук остался, эхом отражаясь от стен маленького кабинета. Мне показалось, что шум за дверью затих. Люди слушали.
Кент убрал скрипку из-под подбородка и усмехнулся, восторженно и в то же время смущенно. Затем его взгляд упал на птичью клетку, и Кент помрачнел. На лице появилось угрюмое замешательство, он отложил скрипку и отступил от нее на шаг.
– Я как будто поступаю неправильно, – тихонько проговорил он, – и в то же время правильно. Сам не знаю, что чувствую.
У меня в ушах все еще звенела музыка. Поверх каждой ноты звучал призрачный тон, яркий и ломкий. Он был похож на пение птиц, на радостное послеполуденное щебетание канарейки.
Я на мгновение вспомнила о зверинце Горацио, о феях и их песнях, и почему-то по спине у меня пробежал холодок.
– Кто еще о ней знает? – спросила я.
– Мой покровитель, – сказал Кент. – Благодаря ему я тебя и нашел. Больше никто.
Мне показалось, что я знаю, кто этот загадочный покровитель.
– Спрячь ее, – произнесла я, – и не показывай никому. Никогда не говори другим, на что она способна.
Я подвела его обратно к футляру и помогла уложить Оми на бархатную обивку. Когда мои пальцы коснулись испещренной древесными узорами кожи, прямо под ней я почувствовала что-то похожее на биение крови. Крошечный желудок наконец-то насытился, удивительное крохотное сердечко трепетало от возбуждения.
– Она твоя, – сказала я. – Больше ничья. Играй на ней только тогда, когда никто не слышит.
Кент ничего не ответил, но через мгновение обхватил футляр со скрипкой одной рукой и крепко сжал его. Он позаботится о ней.
Мальчик взглянул на птичью клетку.
– Если она тебе больше не нужна… – проговорила я.
Кент кивнул, его глаза решительно сузились. Повернувшись к двери, он заговорил. Его голос изменился: он был теплым, надломленным и дрожал от эмоций.
– Я и подумать не мог… – начал он, потом уставился в пол и покачал головой. – Я и подумать не мог…
Пока Кент, шаркая, шел из моего кабинета по коридору мимо изумленных взглядов застывших там фельдшеров и выглядывающих из приемной клиентов, у меня в груди с каждым вдохом разрасталось какое-то странное чувство: сияющее, смелое и жесткое. По мере того как это чувство усиливалось, я будто бы становилась выше, а мир перед глазами – более четким. Чего-то не хватало. И я собиралась понять – чего.
В ящике стола зазвонил телефон.
Глава 17. Товар
Торговый центр представлял собой ветшающую крепость из бетона и стекла, окруженную двумя уровнями почти пустых парковочных сооружений. Я вышла из автобуса на раскаленную солнцем ровную цементную площадку. Вокруг не было ни души. И неудивительно – чуть дальше по дороге расположились новые, куда более симпатичные торговые центры. Это место было пережитком прошлого.
Этот адрес дал мне голос по телефону, но никаких дальнейших инструкций не последовало. Я оглядела парковку, отчасти ожидая, что вот-вот подъедет подозрительный фургон, но ничего не произошло.
– Здравствуйте? – позвала я на случай, если таинственный незнакомец заснул в машине неподалеку.
Подождав несколько минут – за это время из торгового центра вышел, сел в свою машину и уехал ровно один человек, – я пришла к выводу, что мне стоит заглянуть внутрь.
Через всю крышу тянулось длинное окно, впускавшее внутрь косые лучи тусклого солнечного света. На неухоженных зеленых островках покачивались искусственные растения, собирая на пластиковых листьях пыль. Подальше, в усеянных насекомыми светильниках, гудели и потрескивали лампы с холодным неоновым светом. Больше половины торговых площадей пустовали, оставшиеся наводили уныние: второсортные магазины одежды и ювелирных изделий; парфюмерная лавка, пахнущая розами и мылом; магазин сотовой связи и телефонов оператора, о котором я даже не слышала. Все казалось поношенным и дешевым.
Покупатели, словно заблудшие души, сновали взад и вперед по торговому центру, продавцы слонялись без дела, оставив магазины без присмотра. Кто-то безо всякого энтузиазма спросил меня, не хочу ли я попробовать новый крем, заранее зная ответ.