Читаем Всё начинается с любви… Лира и судьба в жизни русских поэтов полностью

А на встречах с читателями, проходивших и в селе Никольском, и в Тотьме, тесно связанных с судьбой Николая Рубцова, мы еще раз убедились, как любят здесь его поэзию, как с каждым годом растет число почитателей этого доброго и большого таланта. О том же говорят и тысячи писем, и ценные документы биографии поэта, летящие со всех концов страны в Тотьму и Никольское, и постоянные издания его стихов, не дремлющие на полках магазинов, и все большее число как молодых, так и вставших на ноги поэтов, для которых Николай Рубцов – эталон истинной поэзии, мастер и друг. На обратном пути, задержавшись в Вологде, читала вечерами «Воспоминания о Рубцове» – книгу, сразу ставшую редкостью. Много в ней, очень много добрых слов о поэте! Если бы половину из них он услышал при жизни! Он, испивший не только горечь превратностей судьбы, но и боль непонимания, знавший жало сплетни и тиски одиночества…

…Поздно ночью откроется дверь.Невеселая будет минута.У порога я встану, как зверь,Захотевший любви и уюта.

Конечно же, для чувства этого были серьёзные причины. Отец после войны завёл другую семью, мать умерла рано, ещё раньше – старшая сестра Надя, и Коля оказался в детском доме. Ранимая душа будущего поэта не могла смириться с этим в самой глуби своей:

…В зарослях сада нашего

Прятался я, как мог,Там я тайком выращивалАленький свой цветок…Кстати его, некстати ли,Вырастить всё же смог.Нёс я за гробом материАленький свой цветок.

Конечно же, потеря самого близкого человека не могла не сказаться на внутренних переживаниях поэта в течение всей его жизни, и так или иначе это читается, порой между строк, а иногда и впрямую.

Тихая моя родина!Ивы, река, соловьи…Мать моя здесь похороненаВ детские годы мои.– Где тут погост? Вы не видели?Сам я найти не могу. —Тихо ответили жители:– Это на том берегу.…Тина теперь и болотинаТам, где купаться любил…Тихая моя родина,Я ничего не забыл.

Одно ясно: драматический свет сиротства словно пронизывает всю поэзию Рубцова, отсюда и такая любовь к деревне, реке, вообще природе, ко всему, что было дорого в детстве, чему уже в поэзии досталось так много его сердца, этой щемящей нежности, что уже много лет не даёт читателю с душой пройти мимо поэзии Николая Михайловича.

И в то же время понятно, почему вовсе не рядовым воспринимается эпитет «зловещий» в таких строках:

…Молчал, задумавшись, и я,Привычным взглядом созерцаяЗловещий праздник бытия,Смятенный вид родного края.

Рубцов – конечно же, лирик. Однако стихов о любви у него не так много. Но понятно, как много значит для него это чувство:

Улетели листьяс тополей —Повторилась в мире неизбежность…Не жалей ты листья, не жалей,А жалей любовь мою и нежность!..

Или:

В минуты музыки печальнойЯ представляю желтый плес,И голос женщины прощальный,И шум порывистых берез,…Но все равно в жилищах зыбких —Попробуй их останови! —Перекликаясь, плачут скрипкиО желтом плесе, о любви…

Но нередко в стихах на эту тему возникает ироническая нота, за которой, возможно, Рубцов прятал тоску о несбывшихся надеждах на ответное чувство.

…Лариса, слушай!Я не вру нисколько —Созвучен с сердцем каждый звук стиха.А ты, быть может,Скажешь: «Ну и Колька!» —И рассмеешься только: ха-ха-ха!Тогда не сейВ душе моей заразу —Тоску, что может жечь сильней огня.И больше не заглядывай ни разуК нам в кочегарку!Поняла меня?

(«Ах, отчего…»)


Или:

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное