Все написанное мною

«Книгоиздательство писателей в Москве» в этом году выпускает его седьмую книгу рассказов «Путники», в которую вошло лучшее из написанного им в последнее двухлетие. Здесь его превосходные новеллы «Осенний свет» и «Путники», эссе о деревенских дурачках, юродивых и блаженных «Люди Божие», пьеса «Ариадна», стихотворение в прозе — раздумье о человеческой судьбе «Призраки» и, наконец, повесть «Голубая звезда», которую он считал «самой полной и выразительной» из первой половины своего пути, «это завершение целой полосы, в некотором смысле и прощание с прежним. Эту вещь могла породить лишь Москва, мирная и покойная, послечеховская, артистическая и отчасти богемная, Москва друзей Италии и поэзии..» («О себе»).

В 1921 году происходит важное в его жизни событие: московские литераторы избирают его председателем Союза писателей (вице-председателями стали Николай Бердяев и Михаил Осоргин). В этом же году он активно работает в Книжной лавке писателей, торгуя старыми и новыми книгами вместе с А. Белым, Н. Бердяевым, Б. Грифцовым, М. Осоргиным и другими. 21 июля Зайцев, Осоргин, Муратов, Дживелегов и другие деятели культуры вступают во Всероссийский комитет помощи голодающим (Помгол), а через месяц их арестовывают и отвозят на Лубянку. Однако ввиду несуразности обвинений Зайцева и Муратова уже через несколько дней освобождают. Вконец расстроенный и обескураженный арестом, Борис Константинович уезжает в свое спасительное Притыкино, понимая, что за первым арестом в эти времена неминуем и второй, который, кто знает, может стать последним: ведь только что безвинно арестован и расстрелян поэт Николай Гумилев и с ним еще шестьдесят один человек.

В Москву Зайцев возвращается лишь весной 1922 года и здесь тяжело заболевает сыпным тифом. Двенадцать изнурительных дней и ночей проходят для него между жизнью и смертью. Наконец наступает перелом в болезни и выздоровление. Обессиленный и изнемогший Борис Константинович решает хотя бы на короткий срок для поправки здоровья выехать с семьей за границу — подальше от голода и житейской неустроенности. Необходимую для этого визу он получает благодаря вмешательству А. В. Луначарского, Л. Б. Каменева и содействию Ю. К. Балтрушайтиса. Но фактически это была виза на добровольную высылку из России. В 1922 году такую же визу — «для поправки здоровья» — получили многие сотни: высылка интеллигенции приобрела массовый характер, и это оказалось спасением: большинство оставшихся вскоре попали под сталинскую гильотину. Зайцев впоследствии об этом вспоминал: «Осенью 1922 г. почти все правление нашего Союза (московского Союза писателей. — Т. П.) выслали за границу, вместе с группой профессоров и писателей из Петрограда. Высылка эта была делом рук Троцкого. За нее высланные должны быть ему благодарны: это дало им возможность дожить свои жизни в условиях свободы и культуры. Бердяеву же открыло дорогу к мировой известности»[30].

Будучи исконно русским человеком, любившим Россию, Зайцев не без боли покинул ее. Но не осталось уже ни физических, ни духовных сил бороться за хотя бы простейшие условия для жизни, для работы. Он был в числе тех, кто не понял революцию, кого устрашил ее размах, драматизм событий, нахлынувших и на него.

Первое лето на чужбине Зайцев проводит в Берлине и в курортной местности близ Штеттина, поправляя здоровье, приходя в себя после тифа и житейских треволнений. Здесь он встречается с А. Н. Толстым, начинает писать свой второй лирический роман «Золотой узор», который частями сразу же публикуется в парижском ежемесячном журнале «Современные записки». Вскоре ему дают понять, что его возвращение в Россию и невозможно, и нежелательно. Так пришло и его пожизненное изгнанничество. Однако «годы оторванности от России оказались годами особенно тесной с ней связи в писании. За ничтожными исключениями, вспоминает много лет спустя Борис Константинович в одной из автобиографий, — все написанное здесь мною выросло из России, лишь Россией и дышит»[31].

Осенью 1922 года покинуть страну — вслед за Б. Зайцевым, но теперь уже не добровольно, а принудительно — предлагается Ю. Айхенвальду, Н. Бердяеву, Б. Вышеславцеву, М. Осоргину, Ф. Степуну… Все они приезжают в Берлин, ставший первым пристанищем для русской эмиграции, «неким русско-интеллигентским центром»[32]. Здесь же по разным причинам и обстоятельствам оказываются А. Белый, Н. Берберова, П. Муратов, Б. Пастернак, А. Ремизов, А. Толстой, В. Ходасевич, М. Цветаева, В. Шкловский, И. Шмелев, сотни других деятелей культуры и науки. Одним рано или поздно удастся вернуться на родину, другие так и окончат свои дни на чужбине, преданные полному забвению в России. Лишь теперь некоторые из них приходят к нам из небытия своими книгами, музыкой, живописными полотнами, научными трудами.