Да, воду здесь ценили… Надо же было выдалбливать в каменистом грунте такие колодцы, как в Декане! Была бы вода, не мучились бы, вгрызаясь в камень на добрый десяток саженей. И не крутили бы от зари до зари деревянные колеса-чигири возле каналов, чтоб поднять влагу для пшеницы, бобов и кунжута. Скрип этих ручных колес и журчанье воды по желобам так и преследовали Никитина.
«А и не сладко же вам, братцы мои, живётся! — раздумывал он, глядя на сложенные из плоских камней жилища местного люда.— Ох, не сладко! Поднаврал греческий философ Кузьма Индикоплов, будто в золоте вы купаетесь. Крепко поднаврал!»
Проступали недоумение и тревога даже на лицах «жадных». Они не видели пока тех богатств, о которых грезило их воспалённое воображение.
— Есть другая Индия! — утешали их купцы.— Индия дворцов, алмазов и сапфиров! Индия жемчуга и рабынь! Всё ещё впереди. Идите, идите, правоверные!
Как-то караван натолкнулся на вымершую деревню. О ней говорили со страхом.
— Эта деревня прогневала богов! — с опаской передавали биринджары.— В ней убили обезьяну. Тогда пришло войско Ханумана, царя обезьян, и опустошило все поля. Всё опустошили. И привели тигров-людоедов и диких слонов, они и сейчас неподалеку бродят.
Правда, по ночам из джунглей доносился трубный зов, страшные рыки.
— Почему так обезьян чтут? — спросил Никитин у одного из погонщиков, кое-как говорившего по-персидски.
— Они помогали царю Раме, богу! — тихо ответил тот.— Они умны и обид не прощают… Прости, я не буду говорить о них.
Было что-то загадочное в этой тревоге погонщиков, в разрушенной деревне, в голосах джунглей.
«Ну, всё равно допытаюсь!» — волнуясь, думал Никитин.
Он с уважением посматривал на мохнатых зверей, ничуть не боявшихся человека.
Заметил такие же взгляды Ахмата.
— Не шути! — серьезно ответил тот.— Обезьяны знают, где стоят заросшие джунглями храмы с сокровищами. Говорят, они могут провести туда и человека…
Купец явно верил в то, что говорил.
В двух переходах от Бидара, на ночлеге, Афанасии долго не мог уснуть. В покоях дхарма-сала было душно, кто-то раздражающе храпел, кусали блохи. Никитин неслышно вышел на улицу. Ночь стояла лунная, светлая. Он присел на камень в косой чёрной тени конюшни. За плетёными стенами вздыхали, переступали кони. Пахло мочой, тёплым навозом.
На Руси приближался декабрь. Там зима, бобровые шапки снега на столбушках и перильцах, валенки скрипят по морозу… Марья, поди, за упокой свечу поставила. Знать бы, что Кашин сделал с домом?.. А Олёнушка-то уже выдана небось. Да. Некому его ждать. А он вернётся. Разбогатеет и вернётся.
Ещё через день караван вошёл в Бидар. Никитин проник туда, куда не ходил до него ни один европеец.
— Рам, Рам, Рам ре Рам!
— Я сам видел!
— Камнями её бейте!
Никитин приподнял голову, прислушиваясь к шуму на улице. Только прилёг вздремнуть — на тебе! Но шум приближался, его взяло любопытство, и он вышел на голоса.
Мимо подворья волокли молодую бабёнку с растрепавшейся косой, в рваной одежде, с окаменевшим лицом.
— Что это? — спросил Афанасий у Хасана.
Тот уже успел откуда-то выведать: бабёнка варила зелья, отравила какого-то господаря. Вот схватили, волокут на суд.
Никитин покачал головой.
Всего два дня назад прошёл он в кирпичные ворота Бидара, а уже столько навидался, хоть беги. Про сам город худого нельзя было сказать. Стены добрые, дома все с садами, базар большой, частью крытый. Целые улицы обсажены пальмами, тисом. По белым заборам вьются растения с яркими цветами. В восточной части города — крепость. Тяжёлые, мрачные бастионы, отвесные стены глядятся в ров, где на тёмной воде неподвижно лежат крупные белые лилии. Через ров — каменный узкий мост. В крепость нужно проходить сквозь трое ворот. Везде стража и писцы-кафиры. В крепость пускают только мусульман. Лишь по огромным пестрым куполам мавзолеев, по виднеющимся над стеной крепости павильонам и галерейкам дворцов можно догадаться, какое там, внутри, великолепие. Там живет султан Мухаммед-шах. Там палаты ныне воюющего везира Махмуда Гавана. Там жильё других вельмож.
Дом хазиначи не в крепости, в городе. Но и такой дом князю под стать! Строен в два яруса, над внутренним двором-садом — гульбища. В саду большой пруд. В пруд набиты сваи. На сваи наложены ветки и земля, на этой земле разрослись розы и жасмин. В зелёной воде, где медленно плавают стайки рыб и черепахи, колышутся цветы лотоса. Прохладно в доме, полном утвари, дурманен запах в саду. А захочешь искупаться — в двух мраморных бассейнах всегда холодная проточная вода, подающаяся по бамбуковым трубам из глубокого колодца…
Что говорить! Град велик и чуден!
Пожалуй, останься Афанасий жить в доме Мухаммеда, не пришлось бы ему теперь бранить Бидар.
Но, повидав богатые хоромы хазиначи, Афанасий, к удивлению Хасана и слуг перса, которые не знали, как угодить другу своего хозяина, решил уйти на подворье. Не по себе ему было как-то жить в чужом доме, без владельца.