Все не случайно

Почти все воспоминания, дорогие Марии Сергеевне, стали дорогими и для меня: как, например, история о парике Алички с каплей крови на внутренней стороне. Во время спектакля «Мадам Бовари», при быстром переодевании, Мария Сергеевна надела парик на голову Коонен, закрепив его острой шпилькой. И Бовари-Коонен в порыве страсти заметила неладное, лишь когда струйка крови полилась по щеке из-под парика. Мария Сергеевна, увидев это из-за кулис, едва не умерла, а вспоминая тот случай, – едва не умерла снова. Ее рассказ был наполнен такими живыми эмоциями, что казалось, будто описанная история случилась вчера. Вспоминая, Мария Сергеевна держала злосчастный парик в руках, а я смотрела на запекшуюся кровь с изумлением и ужасом, как будто мы это все пережили вместе… Теперь этот парик хранится в Бахрушинском музее.

Вообще-то Марию Сергеевну нельзя было назвать человеком экзальтированным или «не от мира сего». Она была замечательной, доброй мамой сыну Андрею и бабушкой внуку Федору, в юности занималась спортом, отличалась здравомыслием и широким кругозором. Когда мы ездили на гастроли, Мария Сергеевна с Торсом (так ласково звали Торстенсена в театре) первыми находили музеи и рассказывали нам, молодым, о достопримечательностях города. Вдобавок к любознательности и эрудиции Мария Сергеевна была удивительным мастером своего дела. Ее парики и прически являли собой абсолютные шедевры. А еще Мария Сергеевна была очень смелым человеком.

Когда у театра наступили трудные времена, тогдашний директор решил поправить пошатнувшееся материальное положение, продав то, что, по его мнению, театру больше не понадобится. В перечень вошли костюмы из отыгранных спектаклей, а еще натуральные волосы всевозможных цветов, из которых шьют парики. Таких волос у нас на складе хранилось много – закупали их еще в таировские времена. Между тем такой коллекции волос не было ни в одном театре, даже академическом, и, конечно, академические обрадовались редкой возможности, предлагая хорошие деньги, но сделка эта была весьма сомнительной и к тому же являлась личным решением человека, далекого от понимания, что такое наш театр и театр вообще.

На всякий случай директор решил вывезти распродаваемое добро на рассвете, чтоб свидетелей было меньше и, соответственно, меньше разговоров. Когда в 6 утра заинтересованные лица пришли к дверям склада, там уже стояла на посту Мария Сергеевна. Она заявила, что даже войти на склад не позволит и ни на шаг не отступит от дверей, разве что им придется переступить через ее труп. Никакие увещевания, уговоры и попытки подкупить не помогали. Длилось это противостояние долго, но и директору, и перекупщикам пришлось уйти посрамленными. Вслед им неслось: «Не вы покупали, не вам и продавать!»

Как Мария Сергеевна узнала о готовящейся сделке, она не рассказывала, но театр такое место, в котором трудно что-либо утаить.

А вот костюмы находились на другом складе, и его никто не стал защищать. Так были проданы уникальные вещи – шедевры швейного мастерства, со вставками старинных кружев, с подлинными воротниками потрясающей красоты и с накидками, расшитыми стеклярусом. Продали и некоторые мои театральные костюмы, что стало для меня огромной потерей. У меня с костюмами вообще особые отношения: я в них проживала жизнь своих героинь и очень их любила, каждый помнила в деталях, они мне были дороги, словно близкие люди… И вот часть моей жизни продана и существует где-то без меня, и я не могу к ней прикоснуться… А я всегда любила, оказавшись по делам на складе, подойти к своим старым костюмам, вспомнить нашу прошлую жизнь, нежно провести по ним рукой в благодарность…

Из волос, которые Мария Сергеевна отстояла, сшили впоследствии немало красивых париков, и Мария Сергеевна, изготавливая очередной, ворчала: «А если бы их продали? Что бы мы делали?!» Особенно это касалось редких оттенков светлых и рыжих тонов.

Идти против начальства всегда непросто, особенно если оно хамовато, но Мария Сергеевна вышла из схватки победителем, и «пушкинцы» мысленно аплодировали ее смелости и преданности театру, пусть и не были эти аплодисменты слышны ранним утром, когда Мария Сергеевна в одиночку билась за таировское наследие.

Костюмы Камерного театра, которые не взял Бахрушинский музей, оставались у нас на складе, в том числе уникальная коллекция роскошных нарядов Алисы Коонен. Этим богатством и пытались воспользоваться наши художники во времена всеобщего дефицита, когда не хватало самого элементарного, в том числе тканей. Приходилось выкручиваться, прорываться на склад, иногда с боем, иногда с уговорами и коробкой конфет, умоляя заведующую отдать на растерзание какой-нибудь старый костюм, чтобы создать на его основе новый. Проблема становилась особенно актуальной, когда речь шла о состоятельной героине классического репертуара.