Все не случайно

Во время спектакля Анастасия Федоровна стояла на стреме за кулисами и после окончания сцены, где бесценный реквизит был задействован, немедленно выхватывала его из рук молодого актера. Прижимая к груди сокровище, что-то шепча и обтирая его чистой тряпочкой, Анастасия Федоровна уносила его в цех и ставила на строго определенное место. А если ценных предметов в спектакле было задействовано несколько и доставались они разным актерам, в такой день у Анастасии Федоровны с утра болело сердце, она за него держалась и тоже все время что-то шептала: видимо, решала для себя, какое из сокровищ ценнее и что именно она в темноте будет выхватывать первым.

Когда Анастасия Федоровна стала болеть, а потом и покинула нас, цех довольно быстро обеднел. Новые люди цены вещам не знали – или, наоборот, о ценности некоторых были осведомлены слишком хорошо. Так или иначе, но однажды на репетицию в качестве реквизита нам дали скоросшиватель, в котором содержалась настоящая переписка театра с Роменом Ролланом на французском языке. Шло время, и подлинные тяжелые подсвечники на пять свечей заменялись легкими бутафорскими. Сумочки со стразами терялись, лорнеты и перьевые веера пропадали, и даже с изящных книжных шкафов из карельской березы, верх и ножки которых украшали накладки из латуни, всю латунь аккуратно отвинтили и куда-то дели. Мы, приученные Анастасией Федоровной с трепетом относиться к уникальным предметам реквизита, были ошеломлены беспардонностью и бесхозяйственностью новых работников. Мы простили Анастасии Федоровне все ее, как нам казалось прежде, чудачества и восхищались самоотверженностью этой хрупкой немолодой женщины, умудрившейся так долго сохранять цех с его богатствами в целости и сохранности. Словом, когда Анастасии Федоровны не стало, почти все ценное было потеряно, сломано, разбазарено. Счастье, что она этого не увидела…

Справедливости ради надо сказать, что вообще это было время, когда менялись идеалы красоты. Время упрощало все: и моду на платья, и моду на мебель. Долой всяческие финтифлюшки на мебели и рюши на платьях! Люди записывались в очереди за мебельными «стенками» из ДСП – прессованных опилок, а старинная, немодная и, конечно, разваливающаяся от старости мебель красного дерева выносилась на свалку без всякой жалости, на радость краснодеревщикам, реставраторам и просто любителям старины.

Поскольку здание нашего театра очень старое, здесь едва ли не каждый год делался ремонт, и уже трудно представить, что когда я пришла в театр, потолки и двери служебных помещений были высоченными, а небольшая комната, где теперь молодые актеры занимаются силовыми упражнениями, на самом деле была лестничной площадкой. Там располагался переход из театра в квартиру Таирова и Коонен – туда же мы, молодые актеры спектакля «Шоколадный солдатик», однажды в антракте пришли под предводительством Марии Сергеевны, незаменимого гримера Алисы Коонен, поздравить великую актрису с днем рождения и вручить ей цветы. Мы позвонили в дверь, массивную, высоченную и широкую, открыла ее сама Коонен и, пока наш красавец актер говорил поздравительные слова и дарил от всех нас огромный букет, мы, стоя на лестничной площадке, во все глаза вглядывались в пространство квартиры, слушали, как льется оттуда тихая музыку и интеллигентный смех гостей. Увидели раскрасневшегося, веселого Яниковского, каких-то незнакомых дам и макеты декораций таировских спектаклей на маленьких столиках. Хотя дверь и была широкой, я увидела только два макета, но Мария Сергеевна говорила, что их у Коонен много. Сама Алиса Георгиевна была нарядная, смеющаяся и очень доброжелательная. И так вдруг захотелось туда, в глубину этой квартиры, просто тихонечко посидеть и послушать. Но увы: мы поздравили и ушли играть второй акт нашего «Шоколадного солдатика». А я подумала, что когда-нибудь все-таки наберусь смелости и попрошу Марию Сергеевну меня к Алисе привести. В ту минуту совсем не думалось, который по счету день рождения она отмечает, и что люди имеют свойство уходить из жизни…

Коонен умерла в августе 1984 года в возрасте 85 лет. Летом, когда все актеры были в отпуске. Потом мы узнали, что шли какие-то долгие переговоры между министерством, дирекцией театра и племянницей Коонен Ниной Сухотской. Вопрос обсуждался такой: что делать с квартирой, организовывать ли там мемориальный музей? Подробностей не знаю, и, вспоминая об этом, опираюсь на слухи.