Все не случайно

Исполнительница главной роли Миколаевская оказалась милой и контактной. Из разговора с ней мы поняли, что молодые польские актеры тоже получают маленькие зарплаты, но каждому выделяются немалые деньги из специального фонда. Фонд – это взносы состоявшихся актеров, предназначенные именно для поддержки молодых, начинающих, чтобы они могли модно одеться: ведь на них смотрит публика и им подражает. Взносы эти называются у них «пенсия» и выплачиваются каждому молодому актеру несколько лет, на период становления. За эти несколько лет кто-то делает головокружительную карьеру, кто-то – сносную, а у кого-то с профессией не задается совсем. Те, кто в карьере преуспел, начинают сами вносить в фонд отчисления со своих гонораров, тем самым погашая «долг». Те же, кто в карьере не преуспел, ничего фонду не возвращают, их «долг» списывается.

Мы с завистью слушали Миколаевскую: ведь нам никто ничего не доплачивал, а одеться красиво и ярко молодым актрисам хотелось. Но купить модную одежду было непросто, да и не на что, поэтому наша яркость, как правило, ограничивалась бросающейся в глаза косынкой, повязанной на голову или вокруг шеи: такие косынки мы шили сами из куска яркой ткани. Ну, и, конечно, нас украшала сама молодость.

Венгрия была социалистической страной, Польша – тоже, но с буржуазными замашками. Мы, медсестрички, во главе с Конюховой, держались вместе, сталкиваясь на съемках с немалыми трудностями. На всех нас приходилась одна костюмерша, гладить помявшиеся вещи на природе было негде, поэтому за всю смену нам не разрешалось присесть, приходилось подолгу стоять на ногах, даже во время перерывов. Миколаевская же приехала на съемки со своим гримером, ей была выделена костюмерша, которая в перерывах снимала с нее платье. Если перерыв был маленький, она держала его в руках на весу, если большой – вешала плечики с платьем на ветку дерева, сдувая с костюма пылинки. Гример все время поправлял Миколаевской грим и обмахивал ее большим веером, когда было жарко. Миколаевской предоставили раскладушку за занавеской, в которую она укладывалась и отдыхала во время перерывов, пока мы с Конюховой стояли на ногах. Для Миколаевской готовили чай или кофе и тоже приносили за занавеску. Короче говоря, героине устроили режим «наибольшего благоприятствования». Тогда еще не существовало вагончиков со всеми удобствами для актеров, но удобства с исключительными условиями героиня все-таки получила.

Все эти «буржуазные замашки» придут к нам много позже вместе с договорами, райдерами, где содержатся обязательные условия, а тогда мы были воспитаны в убеждении, что все равны, а значит, работать должны в одинаковых условиях. Мне даже казалось, что Миколаевской неудобно из-за повышенного к ней внимания, тогда как остальные лишены подобного комфорта.

Но Миколаевской неудобно не было: она к этому привыкла, в Польше она уже давно считалась звездой. И вела себя со всеми нами очень славно и просто, а чрезмерную, как нам казалось, заботу воспринимала естественно. Неудобно было Конюховой. Она тоже была звездой, причем стала таковой намного раньше Миколаевской, однако ею никто не занимался. Но мы и этого тогда толком не понимали. Мы относились к Конюховой с огромным уважением, но то, что она стоит, как и мы, на ногах всю смену, считали нормальным: мы же все равны, хотя, конечно, Конюхова уже немолода и стул ей могли бы предложить…

Конюхова во время больших перерывов уходила от нас погулять на природе, размять ноги. Она вообще была грустной на этих съемках. Не будучи знакомой с ней прежде, я думала, что, может, она просто такой печальный человек. И только много позже я поняла, что оказалось задето ее человеческое и актерское достоинство. Причина ее грусти состояла в небережном, чтобы не сказать небрежном, к ней отношении, особенно заметном на фоне Миколаевской, окруженной вниманием и заботой.

Что такое на Западе «звезда» и героиня фильма, я поняла во время мировой премьеры «Москва слезам не верит». Мировая премьера предполагает, что в один и тот же день во всех странах, купивших фильм, проходит его первое представление зрителям. Нас с Ириной Муравьевой отправили на премьеру в Париж. Вот там-то я и испытала, что значит быть главной героиней. В сравнении с остальными участниками меня окружали невероятной заботой и особым вниманием: мне предоставляли лучшего гримера, вокруг меня толпилась куча фотокорреспондентов и просто зрителей, желающих ко мне прикоснуться и задать вопрос. У героини или героя фильма – особый статус, и это на Западе считается естественным и, более того – этот статус подчеркивался.

Воспитанная в системе «все люди равны», я чувствовала себя очень неловко и поначалу всячески старалась переключить внимание со своей персоны хотя бы на нас с Ириной одновременно. Но это оказалось и бесполезно, и непонятно для корреспондентов. Ирочка, видимо, тоже чувствовала себя весьма неуютно, ведь у нас в стране абсолютно все участники фильма были обласканы совершенно одинаковой, сокрушительной любовью зрителей: ко всем вместе и к каждому по отдельности.