Даже если в работе находится настоящая, веселая комедия, над ней тоже приходится немало попотеть. «Актер должен уметь сделать трудное привычным, привычное – легким и легкое – прекрасным», – это замечательное напутствие от Константина Сергеевича Станиславского хорошо известно каждому из нас с актерских пеленок. Но так же хорошо нам известно, как нелегко это сделать! Я не люблю, когда рассказывают о
Разные режиссеры встречались на моем актерском пути. С кем-то находится общий язык быстро, с кем-то не находится вовсе. И такой опыт в моей жизни был. Но бывают случаи, объяснения которым у меня так и не нашлось. Работа в театре предполагает выстраивание отношений со многими людьми, желательно отношений добрых, и это очень-очень непросто.
Недопонимания, конфликты, даже козни, увы, часть театрального бытия. Театр всегда полон интриг, больших и мелких. Они касались и меня, задевая в большей или меньшей степени. Но я была научена мамой быть «выше», а значит, – благороднее и не обращать внимания на театральные дрязги. Живя по маминому закону, я первое время даже не замечала каких-то мелких гадостей или сплетен в свой адрес. Но расскажу случай, связанный с памятным спектаклем «Я – женщина», прекрасно характеризующий театральную атмосферу.
В этот период я была достаточно популярна: в моем послужном списке уже существовали фильмы «Москва слезам не верит» и «Время желаний» (особенно полюбившийся и критикам, и московской интеллигенции). Когда главный режиссер театра Борис Морозов настойчиво пригласил меня на читку пьесы «Я – женщина», не осталось сомнений, что в главной женской роли он видит именно меня, так что я стала ждать распределения и скорейшего начала работы. Вскоре после читки я повстречала любимую Ольгу Викландт и услышала: «Верочка, роль для вас!.. Но, слышала, вы на год уезжаете на съемки и играть не сможете?»
Посмеявшись и заверив Викландт, что никаких съемок в моих планах нет, я с нетерпением продолжала ждать приказа с распределением ролей. Вскоре он появился, и в нем моей фамилии не оказалось. Я была ошарашена: я абсолютно не понимала, что произошло. Не могла же смехотворная выдумка, которую, возможно, какой-то завистник донес до главного режиссера, изменить его планы? Ведь очень легко выяснить у самой актрисы, собирается ли она год отсутствовать на съемках! То, что Морозов изначально рассчитывал работать со мной, хотя и не обнародовал своих планов, не вызывало сомнений. Но именно то, что планы вслух не обозначались, и не давало мне права пойти к Морозову и что-то выяснять. Я вообще предпочитаю принимать все, со мной случившееся, как данность. Когда-то даже история с распределением в школе-студии МХАТ не заставила меня хотя бы поинтересоваться у ректора, что же произошло.
В интригах я не сильна, а потому разобраться в сути происходящего у меня не получалось. Я лишь страдала, плакала и все время спрашивала мужа, что могло случиться? Муж в интригах тоже не силен, да и что он мог сказать? Но он – человек действия и посоветовал мне подать заявку на роль, раз я так хочу ее играть. Есть такая форма отношений актера и режиссера в театре. Если актер считает, что роль ему по зубам, если она ему очень нравится, а в распределение актер не попал даже во второй состав, он имеет право подать заявку. Тогда он может приходить на репетиции, наблюдать за ними из зала и самостоятельно готовить роль. А потом предъявить сделанное режиссеру, показав какую-нибудь сцену, и ждать вердикта. Вердикт может быть таким: играть во втором или третьем составе, играть в случае производственной необходимости – или не играть никогда. На моей памяти подобные заявки никакого продолжения не имели. В принципе, это естественно: режиссер выбирает, опираясь на свое видение возможностей актера. Даже второй состав, как правило, вынужденная мера: актеров много, хороших ролей меньше…
Тем не менее заявку я подала.