Прошло шесть месяцев с тех пор, как умер Филипп. Я ехала по трассе US-1 и случайно обратила внимание на знак «Зона запрещения обгона».
Из-за узких двухполосных дорог в Кис нетерпеливые водители предпочитали обгонять более медленных. Оказалось, что сотни подобных знаков украшали проезжую часть, отговаривая любителей быстрой езды от импульсивного решения. Я не понимала их более глубокого значения, пока не доехала до зоны, где можно было безопасно переходить дорогу. Там появился другой знак: «Переходи осторожно».Когда я вошла в наш с Филиппом дом, Санни встречал меня у двери и последовал за мной в спальню. «Переходи осторожно»
. Филипп перешел в иной мир очень осторожно, оставив все в таком идеальном порядке, что мне и в голову не приходило перечитывать горы документов, оставшихся в нашем доме. Я рухнула на кровать, а Санни запрыгнул следом за мной и принялся облизывать мое лицо.– Ты любишь горчицу, Солнышко? Или это индейка? А, мальчик?
Потянувшись через кровать, я открыла ящик стола и увидела кипы бумаг, стоящих в ряд. Сзади них стояли документы о наследстве, финансовые отчеты и информация о депозитных ячейках, о которых я даже не подозревала. Бумага, лежащая сверху, оказалась нашей лицензией на брак. Я изучила его подпись и потрогала пальцем завитки букв.
– О, Филипп!
Я хотела вернуться в кровать, поняв, что это была плохая идея, но Санни подтолкнул меня носом.
Вернувшись к ящику, я вытащила документы и артефакты прошлого на кровать. Я начала раскладывать бумаги одну за другой, наводя подобие порядка. Разделила их на банковскую информацию, документы на недвижимость и разные вопросы, которые мне нужно было задать адвокату. Были конверты с личными вещами, которые я не решалась открыть, хотя его часы оставались возле моей кровати, и их тиканье меня усыпляло. Я раскладывала страницы на одеяле и заметила, что Санни уперся лапой в маленький конверт. Я наклонилась и поцеловала его лапу, от которой исходил необычный запах, похожий на запах кукурузных чипсов. Филипп со своим кладезем информации говорил мне, что на самом деле источником этого приятного запаха были дрожжи и бактерии, но я отгоняла от себя эту мысль, и в этот момент мой взгляд упал на имя, мое имя, начертанное красивыми буквами человека, который был левшой. Это был почерк Филиппа. Я раскрыла конверт.
Судя по дате, письмо было написано за несколько недель до его смерти.
Моя любимая Чарли,
Моя дорогая, милая невеста, мне жаль, что я причинил тебе такую боль. За свою юную жизнь ты пережила слишком много потерь. Ты страдала больше, чем следовало бы любому из нас. Однажды ты спросила меня, чего я боюсь больше всего в жизни. Я сказал, что упасть. Но я должен был сказать, что больше всего боюсь влюбиться. Влюбиться в тебя.
В такого искреннего и страстного человека, как ты. Ибо больше всего я боюсь того, что, уходя, я не смогу больше любить тебя. Не смогу заботиться о тебе и лелеять тебя так, как ты этого заслуживаешь.
Когда я встретил тебя, ты занималась анализом того глупого фильма – наглядный пример твоей страсти к изучению человеческого поведения. Сделай мне одолжение, дорогая, не анализируй то, что происходит сейчас. Это очень простая история. Она не о смерти. Она о жизни. Хотя, стоит отметить, что ты получила ту драматическую концовку, за которую и выступала.
Если я знаю тебя так хорошо, как я думаю, ты скинешь все важные бумаги в ящик, и могут пройти недели, месяцы или годы (надеюсь, не годы), прежде чем ты это прочтешь. Это нормально, потому что я предполагал, что тебе понадобится какое-то время, прежде чем ты будешь готова услышать то, что я собираюсь тебе сказать. Тебе лучше присесть.
Моя дорогая, теперь ты очень богата.