Он подумал немного, лёжа на боку и, по-видимому, найдя выход из ситуации, погладил локоток азиатки, чтобы она обратила на него внимание. Когда та посмотрела своими чёрными глазами на его лицо, он обрадовано начал большим пальцем показывать себе на рот, делая чмокающие звуки.
– Вот, а-а-а, мне. Андерстэнд? – Продолжая энергично начмокивать губами, спросил он у непонятливой китаянки.
– А-а. Щи дэ4
. Данрьян ла5! – Восторженно воскликнула гостья из Поднебесной.– Во, во! Шидэ, шидэ! – Ткнув пальцем в направлении своей свисающей мёртвым грузом пипетки, воскликнул Николай Порфирьевич. – Давай, шидэ-шидэ.
Пока китаянка занялась своим нехитрым делом, разгребая кустистую растительность внизу живота клиента, он расслабленно откинулся на подушке, подложив ладони рук под затылок и закрыв глаза.
– Эх, хорошо! – Подумал сладко Николай Порфирьевич. – Нет, молодцы, всё-таки, ребята. Покладистые эти азиатки. Наша бы начала рожу корчить, мол, на это не договаривались, лишние полчаса – деньги вперёд и тэдэ и тэпэ. Потом ещё с ними разговор какой-никакой поддерживай. А нахрена они мне со своими разговорами? А тут – языковой барьер преодолел и, как говорится, вперёд с песнями.
Он довольно усмехнулся своим мыслям, слегка подобрав в сладострастной истоме свой распухший от обжорства живот. Он чувствовал, как член его начинает расправляться потихоньку, повинуясь умелым ласкам девушки.
– Вот какой я молодец. Могу же. – Промурлыкал вслух Николай Порфирьевич. – Вобунмэ эта тоже – настоящая кудесница.
Внезапно мысли его приняли совершенно другой оборот.
– Нет, ну приснится же всякая дрянь. – Думал Полежаев. – Михаил Юрьевич этот, бабы какие-то, «Олежка». Так ещё и сон-то такой изощрённый, обороты речи такие цветастые, непростые: «Не дай боже в России чем-то серьёзным заболеть».
Что там ещё? А-а, вот: «Кругами дантова ада, заботливо обустроенного на земле одними людьми для других».
Офигеть! Из каких глубин подсознания вынырнули такие мудрёные сентенции? Совесть, что ли, наседает?
Николай Порфирьевич захохотал густым смехом в такт своим мыслям. Китаянка приостановила свою работу и тревожно выглянула из-за груды его живота. Сотрясаясь от одолевавшего смеха, Полежаев открыл глаза и, отмахиваясь от внимательных глаз китаянки, пролепетал:
– Нехай, нехай, шидэ-шидэ. Давай, родимая.
Девушка послушно продолжила свой, оплачиваемый в евро, труд, а Николай Порфирьевич вытер руками невольно брызнувшие из уголков глаз слёзы радости и продолжил предаваться внутреннему обсуждению видения, посетившего его сегодняшней ночью.
– А эти ещё, как их там? – «Пятьдесят оттенков серого», которые Василий Илларионович из сна упомянул? Это-то откуда взялось?
Он вспомнил, что у жены на тумбочке лежала в последнее время книжица с таким наименованием. Приблизительно зная содержание сего опуса – с мужиками в министерстве обсуждали, читал кто-то, – он отмечал про себя, каждый раз видя книгу:
– Ну надо же! Бабе за шестьдесят уже, а всё туда же!
Новый взрыв хохота сотряс грузное тело Николая Порфирьевича. Китаянка вновь появившись из-за бледного холма обширного живота Полежаева и, видимо, предполагая всерьёз, что смеются над её кропотливой работой, недовольно сверкнула черными своими очами и, цыкая, покачала головой.
– Ой, прости, узкоглазенькая. Это я не про тебя. Ты продолжай, продолжай, да, знаешь, покрепче его так возьми.
Для придания убедительности своим словам, Николай Порфирьевич, сжал кулак правой руки и подвигал его вверх-вниз, чтобы показать девушке, что нужно делать с его мужским хозяйством.
– Щидэ, щидэ! – По-видимому, поняв на каком-то интуитивном уровне слова своего клиента, закивала головой китаянка.
– Да, да! Шидэ, Шидэ! О-о, вот!
По грузному телу Николая Порфирьевича концентрическими кругами побежали тёплые волны блаженства. Решив продлить сеанс разврата – кончить всегда успеется – он вновь вернулся к воспоминаниям о своем сюрреалистическом сне. Поскольку «миг последних содроганий» близился, стройно мыслить уже не получалось, но всё же он успел подумать:
– Нет, так-то смешно, конечно. Но, с другой стороны, может, стоит прислушаться к голосу подсознания – сходить провериться? Наши-то врачеватели не будут, конечно, горячку пороть – обухом по голове диагнозы непроверенные выставлять, как во сне этом дурацком. Да, сегодня же пойду в нашу ведомственную. Чем чёрт не шутит? Профилактика прежде всего. Мало ли бессимптомных болячек всяких. Ну точно. Да… Да… Да-а…
Он почувствовал вдруг поднимающуюся от низа живота куда-то вверх – в сторону сердца и выше, ближе к горлу, истому. Это говорило, что разрядка близка.
– Ну, давай, милая, давай, поднажми. Да-а-а!
Он застонал, чувствуя, как горячее его семя орошает влажное нёбо и шершавый язык китаянки.
– Уй-ё-ё! – Воскликнул он, содрогнувшись своим массивным телом, и, расслабленный, распластался, подобно морской звезде, на кровати.
Китаяночка, похожая сейчас на какого-то юркого зверька, хихикая, подползла к нему и положила свою головку на могучую волосатую грудь Николая Порфирьевича.