Все оттенки чёрно-белого

Резкий подъём из глубин подсознания мучителен, особенно если он вызван каким-то первобытным ужасом, на который ты натолкнулся, бродя вслепую по бесконечному лабиринту снов.

Николай Порфирьевич открыл глаза и, судорожно глотая воздух, пытался понять, окружённый кромешным мраком, жив он или уже нет. Он ущипнул себя за левое запястье, на котором обычно красовались швейцарские ходики. Хотя он вряд ли смог бы объяснить логически, почему он решил, что на том свете не носят часов, однако он убедился в наличии вмятины от многолетней носки часов на браслете, после чего сделал вывод о нахождении своём пока на этом свете.

– Фу-у-у. – Облегчённо выдохнул он. – Бррр. Приснится же такое!

Николай Порфирьевич поднялся на локте и ощутил себя на мягкой постели. В практически полной тьме неясно вырисовывались очертания незнакомой обстановки. Где-то вдалеке, в направлении, где, по его ощущениям, находились его ноги, горел красный индикатор телевизора.

Он с облегчением откинулся на спину и глубоко выдохнул.

– Это же надо! – Думал он. – Из каких глубин серого вещества лезет такое дерьмо? Он, коренной москвич, крупный чиновник Минздрава, член уважаемой семьи Полежаевых перенёсся во сне в какой-то захолустный российский городок – задницу мира, где метался между женой и любовницей, был оглушён диагнозом, поставленным какими-то недоучками, был бит, а затем и погиб под колёсами шушлайки, ведóмой обкурившимся выродком, вообразившим себя Шумахером!

– Фу-фу-фу! Свят-свят-свят! Чур меня! Господи, спаси и пронеси! Чего там ещё положено говорить в таких случаях? – продолжал думать Николай Порфирьевич.

Грузное тело крупного представителя Минздрава, по всей видимости, породило миниземлетрясение, всколыхнувшее до основания двуспальную кровать номера 309 гостиничного комплекса столицы нашей Родины «Осло», что привело к шевелению некоего живого тела рядом с Николаем Порфирьевичем.

Он, перетрусив, нашарил кнопку открывания штор, находившуюся над прикроватной тумбочкой. Шторы, плавно расступаясь в разные стороны, постепенно запускали утренний хмаристый свет в спальню гостиничного номера. Из-под одеяла, лежавшего комом рядом с массивным телом Николая Порфирьевича, высунулась раскосая узкоглазая физиономия, обрамлённая цвета воронова крыла прямыми волосами, подстриженными в форме удлинённого каре:

– Нихао1! – Сказала физиономия.

– Уй! – Невольно отпрянул Николай Порфирьевич. – Ты кто?

Затем он лихорадочно начал вспоминать события предыдущего вечера. Нахождение в двуспальной кровати с представительницей Великого Восточного Соседа могло быть объяснено только после припоминания определенных деталей, относящихся к ближайшему прошлому.

В попытке освежить воспоминания, совершенно бестолковой, как он и сам это понимал, Николай Порфирьевич спросил у своей китайской ночной подруги:

– А что вчера было?

Счастливая раскосая рожица лишь похихикивала.

– Шенма?2

– Какая шенма? – Хотел было уточнить Николай Порфирьевич, но поняв, что это выглядит достаточно нелепо, махнул рукой и бросил с раздражением. – А-а, черти! – опять басурманку подсунули.

Потихоньку он начал припоминать приключения предыдущего дня. Сначала банкет в «Метрополе» по поводу заключения контракта с подконтрольной жене конторой на поставку медоборудования в онкоцентр в условном Занюханске. Контракт этот сулил неплохую выгоду семье Полежаевых и никакой выгоды занюханцам – они как мёрли от онкологии пачками, так и будут мереть, но кто узнает, если что?

В «Метрополе» он уже был хорош – нализался вискаря на радостях. Затем переместились в какую-то шаровню, а потом какой-то поц то ли из Екатеринбурга, то ли из Новосибирска – Вадим, кажется, звали – сказал, что ему скучно и он хотел бы покатать уже свои шары, причём в иной обстановке. Вадим предложил проехать в отель и расслабиться с какими-нибудь тётками. Причем, не родных ему, российских тёток подавай, а экзотику: китаянки-африканки, чёрт его дери!

Как от жены отбрехивался, говоря, что дома не появится, уже не помнит, скорее всего, наговорил что-нибудь об «экстренном» совещании. Главный, мол, вызвал срочно. Коронавирус заморский нас одолевает или какая-нибудь ещё зловредная болячка. Люди мрут, как мухи, – труповозки не справляются. Да жене, судя по тону, плёвать было на все эти выдумки – у неё вечерний рейс в Лондон намечался.

Судя по свербежу где-то в районе лобка, свидетельствующему о том, что разрядки сексуального желания вчера не произошло, подпустить китаянке своих живчиков не получилось.

– Эй, нехай, или как тебя там? – Обратился Николай Порфирьевич к раскосенькой. – Тебя как звать-то?

– Во бу миньбай3.

– Вот нехристи, прости господи. Вобу Миньбай – надо же так человека назвать! Слушай, Вобу, ты мне это… как там, минет сделай, пожалста.

– Во бу миньбай. – Как заведённая повторила китаянка.

– Тьфу, чёрт. Я уже понял, что ты Вобу. Ты мне этого… А-ай. – С досадой махнул рукой Николай Порфирьевич.