Все сложно

– Он не справится. На него напал мандраж, – отвечает Ральф, и я зажмуриваюсь, боясь, что Майер сейчас порвет его на кусочки.

– То есть он нервничает?

– Да.

– Вы говорите мне, что он, черт бы его побрал, нервничает?

– Майер, я все понимаю. Твид всегда держался круто. Был как танк. Внешне. Правда, тот материал, который я вам посылал, отснят на более камерных мероприятиях, чем сегодняшнее. Но мне казалось, он готов…

– Так он, значит, не может справиться с нервами?

– Пришел «с блевотиной на свитере».

Узнав цитату из песни Эминема, я радостно подхватываю:

– «Мамино спагетти»!

Майер закрывает глаза и медленно, на три счета, выдыхает через нос, а потом так же вдыхает.

– Май, а может, ты выйдешь вместо Твида? – предлагаю я.

Его глаза распахиваются и испепеляюще смотрят на меня сверху вниз.

Я всегда на полном серьезе думала, что с высоким мужчиной ужасно неудобно целоваться. И у тебя, и у него должна постоянно болеть шея, отчего, наверное, хочется как можно скорее перейти, так сказать, к следующему этапу. Но сейчас, когда надо мной нависает Майер с его ростом в шесть футов два дюйма[8], меня так и тянет ободряюще приподнять ему голову поцелуем в подбородок. Ведь его воинственная гримаса кажется скорее испуганной, чем злой.

– Хотя нет, извини. Я сама выйду, – говорю я.

– Как? Неужели вы тоже не можете справиться с нервами? – ехидничает Ральф.

У барной стойки завязывается очередная потасовка, но дерущихся быстро разнимают. На несколько секунд я отвлеклась от лица Майера и пропустила тот момент, когда он принял решение. Теперь он в упор смотрит сначала на Ральфа, потом на меня и, задев нас плечами, выходит на сцену.

В зале начинается шушуканье:

– А это не… Как там его?

– Погоди… Я его где-то видел.

– Это не он был на том шоу, где все импровизировали?

– Кажется, его показывали на «Нетфликсе»!

– Ага, а сейчас он вроде бы пишет сценарий для сериала про папаш-жиголо.

– Ничего себе! Надо снять видео!

Шепот пробегает по залу, как волна, потом раздаются оглушительные аплодисменты и приветственные крики.

А у Майера такой вид, будто он сейчас упадет замертво. Улыбнувшись побелевшими губами, он дрожащим голосом произносит:

– П-привет… Как вы все поживаете?

Вот так номер!

У него боязнь сцены!

Он прячет руки в карманы, чтобы не было видно, как они трясутся, смотрит на микрофон и беззвучно сглатывает.

Что же я наделала! Надо идти на выручку!

Такое ощущение, будто я вижу это не наяву. Сердце в груди противно екает.

– Сегодня у нас произошла небольшая путаница, и ребята за сценой попросили меня немного с вами поболтать. Честно говоря, я уже несколько лет этим не занимался.

Хорошо. По крайней мере Майер говорит голосом, похожим на его собственный. Однако по-прежнему не отрываясь смотрит на микрофон.

– Когда твоя жизнь кардинально меняется, это всегда… напряжно, правда? Раньше я часто выходил на сцену, и ваш смех, ваша поддержка давали мне все, что я хотел. А потом у меня родилась дочь, и остались мы с ней вдвоем. Просыпаясь по утрам, я мог рассчитывать только на себя и свои силы. Любой родитель вам подтвердит: дети не помогут тебе самоутвердиться. Наоборот, они постоянно унижают тебя в твоих же собственных глазах. В какой-то момент ты можешь подумать: «Ура! Наконец-то я начинаю что-то понимать», а уже через пару секунд до тебя доходит: «Да ни фига я не понимаю!» – Кто-то в зале нервно усмехается. – В результате, вместо того чтобы выходить к вам и шутить над собой, над друзьями или над суетностью жизни, я вынужден посещать психотерапевта.

Слава богу, люди начинают улыбаться. Кое-где слышны короткие трели смеха.

– Нет, правда! – Майер поднимает глаза; похоже, он чувствует себя немного увереннее. – Думаю, нам всем не мешает почаще ходить к психотерапевтам и побольше говорить об этом. Психотерапия – как кофе по утрам, чувствуешь себя лучше и бодрей. Избавляешься от дерьма и перестаешь гавкать на окружающих.

Воздух в зале вибрирует от теплого непринужденного смеха. Майер выдыхает в микрофон:

– В связи с вышесказанным прошу вас поприветствовать девушку, которая будет вашим психотерапевтом на сегодняшний вечер, – Фарли Джонс!

Майер поворачивается ко мне и, натянуто улыбаясь, хлопает в ладоши. Как только я появляюсь, он исчезает за кулисами.

Уйдя со сцены, я мгновенно стираю с лица улыбку, хотя аплодисменты еще не стихли.

– В чем дело? Все же классно! Ты супер! – удивляется Ральф.

– Где Майер? – отрывисто спрашиваю я.

– Так он… уже ушел, по-моему.

Черт! Я хватаюсь за телефон и топаю к выходу, игнорируя поздравления и комплименты в свой адрес. Майер сразу берет трубку.

– Алло. Я… я сейчас вернусь. Извини, что ушел.

– Нет, – говорю я, – не возвращайся. Лучше я приду к тебе. Ты где – в гостинице?

– Да, – с облегчением вздыхает он.

– Майер, прости, что так вышло.

– Не извиняйся, Джонс. – По его голосу я понимаю, что он до сих пор не пришел в себя.

Тошнотворный холодок в желудке усиливается. Я испытываю отвращение к себе – чувство, которое посещает меня нечасто и которое я обычно подавляю, но сейчас почему-то не получается.

– Встретимся в баре отеля? – спрашиваю я.

– Конечно. Сейчас спущусь.